Книга На суше и на море - Дмитрий Романтовский

Вдалеке послышался топот. Постепенно он приобрел свой ритм, и стало понятно, что это дробный «топ-топ-топ» сильных ног на мягких подушечках, бегущих пока что очень далеко. Сначала казалось, что впереди, потом – сзади, потом… Потом топот рос и умножался, пока не стал слышен отовсюду и везде. Он, казалось, надвигался и окружал их. Десантники неподвижно застыли и прислушались. Лесник, возглавлявший маленькую колонну, увидел несущегося прямо на них огромного, ярко-рыжего лиса. Он ожидал, что оборотень остановится или, наоборот, кинется от них в сторону. Вместо этого лис мазнул по нему боком, пробегая мимо. Морда его была перекошена, глаза выпучены.

– Спасайтесь, идиоты, спасайтесь! – услышали все его возглас, и тут лис скрылся за широкой березой и будто сквозь землю провалился. В просвете между деревьями мелькнул и исчез серый силуэт огромного волка.

Митрич сразу все понял. Хитрый лис, за которым шла погоня, навел вервольфов на них. Те, естественно, переключатся на более крупную добычу. А рыжий оборотень, используя суматоху, как всегда, всех перехитрил.

Лесник коротко махнул рукой, призывая за собой, и быстро побежал вперед. Цель была одна – добраться до логова барсука, тем более оно было где-то рядом. Все мчались за ним, не отставая. Митрич не стал перекидываться в кабана. Он знал: единственный шанс оторваться от погони – уходить через бурелом. Острые сучья легко прокололи бы волчьи лапы. Десантники с трудом пробирались через поваленные деревья, на что-то натыкались, пролезали под стволами, проваливались в ямы, наполненные зеленой водой. Потом долго шли по холодному ручью. Тоскливый вой становился тише и вскоре затих далеко за спиной. Десантники слишком устали, чтобы бежать дальше. У них едва хватало сил просто переставлять ноги, медленно двигаясь по щиколотку в воде.

Митрич, как и положено настоящему леснику, знал лес как свои копыта. Выбравшись из ручья, они подошли к входу в низкую пещеру. Со всех сторон его укрывали густые кусты бузины. Без труда его смог бы найти только тот, кто уже был здесь, или опытный следопыт со звериным нюхом.

Обстановка в барсучьем логове была незатейлива. Включив фонарики, разведчики осматривались по сторонам. Никаких излишеств, никаких следов человеческого комфорта. Здесь царили беспорядок и разруха. Небольшая пещера лишь отдаленно напоминала человеческое жилье.

Ковры, сотканные из травы, были изодраны в клочья, лежанка из листьев разворочена, чурбаки, заменяющие стулья, опрокинуты, съестные припасы – ягоды, грибы и сушеные лягушки – валялись вперемешку, раздавленные, на полу.

– Мы опоздали, – произнес Кузнецов, поднимая с пола маленький блестящий кружок и протягивая его Владимирову.

Алюминиевая пуговица с изображением адамовой головы – черепа с двумя скрещенными под ним костями – лежала на ладони командира жестоким приговором хозяину логова. Такую эмблему ни с чем спутать было невозможно – ее изображали на кокардах и других знаках различия военнослужащих войск СС, в которых служили и вервольфы.

– Опоздали, – пригорюнился Митрич.

Было видно, что он переживает за лесного приятеля. Хотя до конца судьба того была неясна. В логове везде были видны следы жестокой борьбы, но ни тела, ни следов крови не было видно.

– Лес большой. Мы не можем тут долго рассиживаться. Надо идти к партизанам! Может, они что-то знают, – произнес Владимиров, потирая подбородок, на котором проступила щетина.

– Здесь недалеко, – глухо произнес Митрич и, наклонившись, шагнул к низкому выходу. Он чувствовал себя неуютно в разгромленном доме без хозяина. Друзьями с барсуком они не были, но редким встречам оба были рады. Родственные одинокие души, как ни крути. С этим соглашался даже верлис, большой любитель понасмешничать и поиздеваться.

Себя он считал истинным оборотнем, у которого оба родителя тоже были оборотни. К кабану и барсуку лис относился ровно. Изредка забегал поболтать, обсудить лесные новости. Его никто не видел в человеческом облике, не знали ни его имени, ни где он живет. На то он и лис. И погоню на них навел, отвел от себя беду, хитрец. Оно и понятно: своя шкура ближе к тушке.

Выходя, Митрич поднял с пола порванный браслет из шиповника. Сухие ягоды были нанизаны на толстую нитку, а теперь темно-красными сморщенными комочками рассыпались по земляному полу. Барсук очень дорожил этой безделушкой и никогда бы с ней не расстался по доброй воле. Видно, дело было совсем худо.

За стенами пещеры стоял серенький обыкновенный день; небо низко нависло над головами. Владимиров поймал себя на том, что мысли его неотступно вертятся вокруг барсука, который жил своей, непонятной жизнью совершенно один в своем логове в самой глуши дремучего леса.

Маленький отряд разделился на две группы. Они шли по обе стороны ручья, тщательно обследуя поверхность земли, надеясь найти следы партизан. Без воды они никак не могли обойтись. Следы, конечно, отыскались. Сапоги были старые, армейского образца: двух гвоздиков в правом не хватало, каблуки были стоптаны внутрь. Их владелец сильно косолапил. Он набирал воду из ручья дня два назад. Так сказал Митрич, потрогав пальцами землю. Следы обнаружил Хохел. Теперь он горделиво посматривал на лесника. Вид у того был мрачный. Рядом с отпечатками человеческих ног, ведущих в сторону Старого лога, Митрич обнаружил следы больших волчьих лап. Минуту-другую следопыты постояли в задумчивости, затем быстрым шагом двинулись по следам человека и зверя.

Волчьего воя, который они слышали по дороге к барсучьей норе, не было слышно. Было очень тихо, только деревья качали кронами. Разведчики шли за Митричем, который выбирал направление.

Дальше четверо людей и лесник едва брели через бурелом, с трудом переставляя ноги, а деревья стояли все чаще и гуще и были уже совсем неотличимы одно от другого. Казалось, этому лесу нет конца и начала, и, что самое худшее, выхода из леса тоже нет. Несколько часов спустя путники совсем утратили ощущение времени. У них все ныло и болело от усталости. Они несколько раз проваливались в ямы с водой и вымокли насквозь. Наконец измотанные поисковики остановились и сели на поваленный ствол перевести дух и прикинуть, как им быть.

– Мы не можем здесь долго рассиживаться, – нарочито бодрым голосом сказал Кузнецов. Он огляделся вокруг. – Послушайте, вот что пришло мне в голову. Видите, вон там, где лощина, земля какая-то кочковатая, вроде изрытая. Если бы я выбирал место для базового лагеря, то остановился бы здесь. Предлагаю спуститься туда и поискать следы партизан.

Владимиров кивнул и молча махнул рукой в направлении, указанном Николаем. Группа двинулась в сторону лощины. Разведчики как раз осматривались на кочковатом участке, покрытом толстым слоем прошлогодних листьев, о котором говорил Кузнецов, когда Задов, матюгнувшись, упал на землю ничком.

– Ой, нога! Моя нога!

Он уселся прямо на землю, обхватив ногу руками.

– Бедненький! – притворно посочувствовал Митрич. – Скажи, как тебе не везет! Ну-ка, покажи лапу… то есть ногу. Конечно, – продолжал он, опускаясь на колени, чтобы рассмотреть, – сапог порезан, никаких сомнений. Нога только поцарапана, без перевязки можно обойтись.