Книга Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жилище Нарсиссов переживает острый кризис. Им нарушили их усталость. Они даже не могут ею воспользоваться.
Камилла давит на груши пульверизаторов за ширмой, чтобы вернуть себе свежесть, в то время как её отважный партнёр делает ей ерша из шампанского.
Я уготовил ей большую дозу. Босс будет доволен. Благодаря этому средству она, наверное, не проснётся до окончания круиза. Можно отплывать спокойно. Господин директор взойдёт на корабль с гордо поднятой головой в сопровождении своих ударных частей.
— За любовь, милая! — говорю я, подавая бокал на манер короля Тюле́.
Она поднимает фужер.
— За любовь, дорогой, всё было сенсационно!
— Спасибо! Давай, до дна! — добавляю я.
Мы пьём шампанское.
— Ещё! — вскрикивает она.
Я пугаюсь.
— Что — ещё?
— Шампанского!
Уф! Я снова наливаю ей много.
«Пусть она получит своё», как обычно шутит Берю в сытые дни, а у него их много.
Эффект мгновенный. Не успела Камилла прилечь, как глаза у неё закрываются.
— Надо возвращаться, — бормочет она, — собирать… чемоданы… и…
Всё! Счастливых снов!
Я медленно одеваюсь, посвистывая от физического удовольствия.
Какой кретин сказал, что «после совокупления животное становится печальным»? Заметьте, он сказал это на латыни. На французском он бы не посмел.
Лично мне ничто не приносит столько радости, сколько соитие. Оно действительно одна из радостей жизни.
Шпокнуть девчонку, которой прежде оказал честь Старик, меня забавляет. Не то чтобы при этом создавались узы (они тонкие, как паутина), но картина приятная. Рискуя прослыть поганцем, признаюсь, что у меня всегда была тяга к жёнам моих друзей в связи с тем, что я не мог бы любить женщину, чей муж мне неприятен.
Перед тем как отчалить, я подхожу к Камилле.
— Ты спишь, милая? — шепчу я.
Никакой реакции. Она спит.
Я делаю покаянный чмок. Надо бы оставить ей записку со словами извинения, как вы думаете? В слащаво-лицемерном стиле «Ты так хорошо спала, мой ангел, что я не посмел тебя разбудить, пришлось вернуться домой, я забыл выключить газ». Я бы немного подогрел её, сохранил бы ей толику веры в человеческое благородство.
Я отрываю листок из своей записной книжки и понимаю, что мне нечем писать[25]. Сумочка Камиллы висит на спинке стула. Вот только я не могу рыться в женских сумочках. Мне кажется, я при этом становлюсь соглядатаем. В общем, короче: я её открываю, чтобы отыскать там что-нибудь пишущее, и тут же с удивлением обнаруживаю что-то вроде чёрной книжки, твёрдой и гладкой, которая занимает почти весь ридикюль. Будучи любопытным по натуре (и по профессии), я достаю её из сумочки. Книжка имеет формат почтовой открытки, но толщиной она целых три сантиметра. Крышка делает её похожей на коробочку. Я сдвигаю последнюю и вижу, что это японский магнитофон.
Аппарат украшен росписью, отчего магнитофон выглядит как маленькая картина, на которой изображена маркиза великого века, качающаяся на качелях, в то время как украшенный бантами баран блаженно блеет, видя, сколько удовольствия ей доставляет это занятие[26].
От этой картины у меня начинается тик, друзья мои, ибо я уверен, что видел её на стене очень недавно. В ожидании, когда ко мне вернётся память, я включаю аппарат. Две крошечные бобины начинают медленно вращаться. Вначале слышится какой-то скрип, шум двери, шаги, а затем знакомый голос объявляет:
— Друзья мои, я собрал вас для того, чтобы обстоятельно изучить ситуацию перед тем, как подняться на «Мердалор»…
Старик!
Вот теперь я вспомнил. Картина висела на стене в маленьком салоне, в котором имело место наше совещание в верхах.
Надо же, интересное открытие… Эта сучка, Камилла, вовсе не пляжная шлюшка, как мы думали! И ведь Папа представил её как свою племянницу!
Я останавливаю магнитофон, закрываю его, но прежде чем засунуть его в сумочку, делаю полную инвентаризацию последней. Я нахожу документы на имя Камиллы Демулен, делопроизводителя, проживающей в Париже, в восемнадцатом, улица Кардинала Лемуана. Я также нахожу журналистский пропуск на то же имя, согласно которому девушка работает на «Франс-Суар».
На дне ридикюля среди других предметов, не представляющих интереса, я обнаруживаю небольшой пистолет с насечкой на рукоятке.
Теперь уже не скажешь, что сумочкой не убивают! Интересная отдыхающая наша Камилла.
Я укладываю всё на место и покидаю комнату, не забыв выключить свет.
Скрип матраса сообщает мне в коридоре о том, что жена моего приятеля Нарсисса выиграла дело. Я полагаю, что на заре кто-то будет бродить по базару Ниццы походкой краба.
* * *
В пижаме Биг Пахан просто великолепен. Впечатляет до крайности. Нечто из чёрного шёлка с пуговицей на плече и одной-единственной петлицей, расшитой золотом на груди. Выше, как будто мишень, указывающая на сердце для предположительного (и маловероятного) расстрельного взвода, красная точка розетки. Туфли без задника с поднятыми носами, подарок от магараджи Мойбанана-Ненуга, полностью из серебряной нити и с драгоценными камнями. Если вам дадут под зад ногой в такой обуви, вы сразу получите в пердак на полкирпича!
У него снова на голове махровое полотенце. Если бы я постучал в его дверь двумя часами позже, он бы побрился перед тем, как открыть.
— О, это вы? — говорит он без излишней любезности.
— Прошу меня извинить, но я посчитал нужным доложить вам об одном открытии, которое я только что сделал и которое не лишено интереса.
Он слушает, массируя слегка шероховатые щеки.
— Хорошо, — говорит он, — теперь я понял.
— Что вы поняли, господин директор?.. Если позволите, — спешу добавить я.
— Я понял, почему вчера вечером эта девица подсела к моему столу…
Он падает в кресло и начинает покачивать одной из своих нарядных туфель на краешке ноги.
— Такой человек, как я, Сан-Антонио, всегда находится под пристальным наблюдением. Мой приезд на Берег заинтересовал людей, которые следят за мной. И они подсунули мне эту плутовку. Должен признаться, шалунья прекрасно сыграла эту комедию.
Он кажется одновременно разочарованным и довольным. Разочарованным оттого, что его шарм оказался ни при чём в его «сентиментальном» приключении, и довольным, потому что тайные силы придают ему столько значения.
— Нужно позвонить во «Франс Суар» на случай, если речь идет о журналистке, которой поручили эту статью… э-э… частного характера обо мне.