Книга Шанс для дознавателя - Варвара Ветрова

Эклтус кривится:

— В таком случае, удобнее было бы сделать это в подворотне.

— Не скажите. На площади в предутреннее время нет лишних глаз: лекарь открывает аптеку к восьми, из таверны выход на соседнюю улицу. В управе района тоже нет толку: вероятность того, что какой-то трудоголик задержался до утра, ничтожно мала. Да даже если это и так — риск, что в пять утра он захочет посмотреть в окно, практически нулевой. Жилых же домов здесь нет, общественный транспорт не ходит.

Договорив, я перевожу дыхание: моя пламенная речь не осталась без внимания. Вальтц уважительно кивает головой, Риндан с легкой улыбкой глядит на меня, а я… а я понимаю, что устала.

— Они встретились здесь, — я киваю на дорожку, — убийца, кто бы он ни был, полоснул Вермейера по горлу, а тот, видимо, от шока, сделал несколько шагов в сторону и упал в фонтан. Вы же видели вертикальные потеки на одежде, мистер Эклтус. А служба уборки подчистила все следы обуви на дороге. Снегопад же довершил остальное.

Кажется, сегодня последнее слово за мной. Врачебный дознаватель разводит руками, признавая мою правоту, а я возвращаюсь к фонтану. Как раз вовремя — очередной крепостной экипаж тормозит у места преступления, выпуская на свет дежурного дознавателя.

— Доброе утро, Ирмис, — мельком здороваюсь я с крепким детиной.

— Доброе, Мейд, — приветливо обращается ко мне он, крепко пожимая, по традиции дознавателей, руку, — как сама?

— Как обычно, — передергиваю я плечами и сразу приступаю к сути, обозначая позицию, — дело моё.

— А…

— Не отдам и не надейся, — качаю головой, — самой интересно. Но если запротоколируешь детали, буду благодарна.

Слов больше не требуется — уточнив у возницы, свободен ли он, я запрыгиваю в теплое нутро салона и последнее, что успеваю заметить через качнувшуюся занавеску — Максвелла, раздающего распоряжения.

Я все-таки заезжаю домой — быстро переодеваюсь, на скорую руку прочесываю волосы гребнем и, подхватив с вешалки сумку, выбегаю обратно на улицу.

— Вы не торопились бы, мисс Локуэл, — улыбаясь, ворчит возница, — я бы подождал, сколько нужно.

Но я лишь мотаю головой и захлопываю за собой дверь.

Уже в экипаже я приступаю к делу — открываю планшет, переворачиваю страницу и начинаю записывать соображения. Параллельно мои мысли текут своим чередом и даже затрагивают сферу моей личной жизни. А Риндан ведь с работы приехал, его форменный мундир не оставляет никаких сомнений. Как интересно… видимо, с дежурства домой и снова в бой.

По поводу смерти Вермейера мне все ясно. Непонятен лишь мотив — но, судя по всему происходящему, здесь легко не будет. Нужно будет допросить цветочника… хотя вероятность, что он что-то видел, ничтожно мала.

И с Ирмисом надо поговорить — парень может заметить что-то, что пропустила я. Конечно, не хотелось бы, но мало ли.

Наблюдая, как мы въезжаем в центральный район, я подавляю зевок. По приезду нужно заварить чай, а не то глаза начнут слипаться уже через пару часов. Я никогда не ложусь спать сразу после дежурства, выдерживая как минимум полдня — иначе начинает болеть голова. Зато, сделав все дела с утра и выспавшись, вечер я могу посвятить чтению.

Я люблю такие вечера. Жаль, что сегодня все отменяется.

В кабинете прохладно — как всегда перед днем Отца в крепости экономят отопление, запуская теплый воздух лишь в подземелья. Поэтому я первым делом растапливаю камин и, вставая с корточек, морщусь, ощущая ноющую боль внизу живота. Как всегда не вовремя… а ведь что стоило свериться с календарем?

Предчувствия меня не подводят — уже дописывая протокол осмотра места происшествия я чувствую легкое головокружение. Так со мной всегда — слабость, тремор конечностей и все то, что прилагается к подобному состоянию. Будь я сегодня дома, проблем бы не возникло — теплая спальня, уютная ночная рубашка, книга и горячий чай сделали бы день легче. Но на работе, в этой атмосфере тревожности и спешки я всегда ощущаю себя незащищенной. Но… что есть, то есть.

Я посещаю уборную, долго умываюсь прохладной водой и делаю себе крепкий чай с сахаром. Помогает — уже через четверть часа у меня получается вернуться к работе. Заполняя бланки строгой отчетности я стараюсь не обращать внимание на отвлекающие факторы: раньше справлюсь — лучше будет. Возможно, до допроса даже сумею скоротать полчаса на жестком тапчане, поставленном здесь специально для таких случаев.

У меня действительно выходит справиться меньше, чем за два часа. Состояние к этому моменту ухудшается — я едва фокусирую зрение от боли и, когда магический передатчик взрывается трелью, беру трубку практически наощупь.

— Мейд?

Я прикусываю губу, понимая, что сейчас буду делать то, чего очень не люблю.

— Ирмис, есть новости?

— Полагаю, ровно то же, что и у тебя. Могу занести протокол.

— Давай, — соглашаюсь я и время до прихода дознавателя коротаю у камина: близость живого огня будто облегчает мое состояние.

Парень приходит через пару минут. Без стука входит в комнату, занимая будто весь проем и, оглядев помещение, смущенно улыбается:

— У тебя уютно.

— Чаю? — предлагаю я.

Но Ирмис качает головой:

— Дел невпроворот. У себя выпью.

— Что-то увидел? — задаю следующий вопрос.

— Не уверен, что больше твоего. Вот протокол, — на край стола ложится пара исписанных листов, а парень виновато морщится, — это копия, можешь себе оставить. Прости, я побегу? У меня три допроса плотняком.

— Да, конечно, — спохватываюсь я, — спасибо.

При такой загрузке просить Ирмиса заменить меня на допросе — не уважать коллегу. Глядя, как за дознавателем закрывается дверь, я прикидываю, сколько времени у меня в наличии. Пьяных допрашивать я не люблю — толку мало, гонору много, а выхлопу вообще никакого: во всех эмоциях сомневаться приходится.

Но все происходит куда удачнее: я как раз дочитываю писанину Ирмиса, как передатчик оживает: дежурный гвардеец кратко информирует меня о том, что цветочник пришел в себя и может связно выражать свои мысли. Это меня устраивает — я беру протокол, подхватываю свой планшет и практически следом за гвардейцем выхожу из кабинета.

Внизу настоящее столпотворение: задержанные не помещаются в допросных и ждут своей очереди на лавке в коридоре. Проходя мимо, я понимаю досаду Лоуренса: день действительно очень напоминает проклятье — таких за мои пять лет работы было всего два.

Не везет, конечно, дежурным.

Цветочник ждет меня в седьмой допросной. Удивиться я не успеваю, видя на постаменте за завесой отрицания Максвелла. Риндан окидывает меня быстрым взглядом и хмурится, но я не обращаю внимания: в такие дни я действительно выгляжу не очень.

— Именем Великой тримудрой Богини! — начинает секретарь.