Книга Алмазы Джека Потрошителя - Екатерина Лесина

– Не следует беспокоить вашу матушку. – Я представил, в какой ужас придет она от этой затеи. – У нее ведь имеется собственная невеста для вас. Она не обрадуется другой. Нам надо держать все в тайне. Понимаете?

Мог ли я стереть из его памяти странную фантазию о женитьбе на проститутке? Безусловно. Я уже стирал ее не раз и не два, но сейчас…

Я взглянул на пациента по-иному. Кто он? Безумец? Определенно. Второй в очереди к престолу? Да. Идеальный щит, который скроет меня от всего мира. И за щитом этим я буду неуязвим.

– Мы обязательно вернемся сюда. Позже.

Когда я буду готов.

– А она…

– Она дождется.

Кого-нибудь из нас, и так ли важно, кого именно?

– Господа не заблудились? – Из тени вышел человек, чей вид заставил мое сердце замереть, а затем забиться в темпе куда более быстром, нежели предусмотрено природой.

– Инспектор Абберлин, – представился он, неуклюже кланяясь. – Ваше высочество, вы…

– Вы ошиблись. – Я произнес это с нажимом, и Абберлин понял верно.

– Извините. Я ошибся. Но позвольте проводить вас до кеба? Ночью здесь нечего делать… достойным людям.

Отказаться? Или согласиться? Мой пациент решил за меня.

– Я вас знаю, – он приветливо улыбнулся. – Я вам медаль вручал. За… не помню, за что. Вы же в Индии служили? Расскажите про Индию.

Инспектор вздрогнул, и губы его искривились. Неприятные воспоминания? Что я знаю об Абберлине? Он расследует смерть той девушки. Пресса отзывалась о нем крайне сдержанно.

Понимаю их: неприятный человек.

– Там нет ничего, что стоило бы вашего внимания…

– Мистер Смит. Джек Смит, – представил я пациента.

Джек – хорошее имя, невыразительное. Оно легко теряется среди других имен, и не в том ли его ценность?

– Мистер Смит, – повторил инспектор.

Он шел рядом со мной, и я ощущал легкий аромат лаванды, исходивший от его одежды и волос. Этот запах скорее подошел бы девице, нежели нашему новому знакомцу.

– Расскажите что-нибудь, – повторил я просьбу шепотом. – Неважно, что именно.

Абберлин подчинился. В его осанке сохранилась военная выправка, но старые раны мучили это тело. Я видел, сколь тяжело ему дается каждый шаг. И как неловко придерживает инспектор левой рукой правую, словно опасаясь выронить трость. Синхронно дергаются кадык и веко.

– Там очень душно. Даже когда дождь идет, душно. Много обезьян. Много зверья. Наши охотятся… охотились… местные чтят. У них странные боги. Есть один с головой слона. И другой, черного цвета, со множеством рук. И еще такой, который сидит в цветке лотоса. Лотос священен. Животные тоже. Не люди…

Он прикусывает губу и не замечает этого.

– Они приносят богам жертвы. Когда цветы. Когда кровь… кровь чаще.

Красная струйка ползет по губе.

– А боги дают им золото. И драгоценные камни… рубины. Изумруды. Алмазы… – Он замолкает на полуслове, и странное дело, мой пациент не торопит его с историей. По складкам на лбу, по запавшим щекам, по тику, который усилился, я вижу, сколь изломан этот человек.

И возможно, Господь устроил эту встречу, вложив в мои руки его судьбу. Об этом я думаю. Инспектор предпочитает действовать. Он останавливает кеб, тем самым прерывая раздумья.

– Мистер Абберлин. – Я говорю это очень и очень тихо, чтобы слышал лишь он. – Мне кажется, что и вам не помешает помощь.

Визитную карточку приходится силой вкладывать в его скользкую ладонь. Она деревяниста, что свидетельствует о высочайшем напряжении мышц.

– И я готов оказать ее.

– Я не…

– Вы не сумасшедший. – Я помог забраться в кеб моему подопечному. – Но вы устали. Разум, тело, душа… Дайте мне шанс. Если окажется, что я бесполезен, то… вас никто не станет удерживать силой. Сейчас я имею практику в клинике на Харли-стрит. Это недалеко.

Его одолевают сомнения. Мне же искренне жаль этого несчастного человека. И движимый сочувствием, я не оставляю ему выбора:

– Жду вас завтра. В шесть пополудни. И не вздумайте опаздывать.

Абберлину снилось Лакхнау.

Этот город долго готовил ножи.

Он помнил предыдущий год. И железную руку в бархатной перчатке, которая стряхнула Ваджид Али Шаха с трона, передав прекрасное королевство Ауда под опеку Ост-Индской компании. Он помнил побег Бирджис Кадара, который по малолетству не понимал, чем грозит ему подаренный мятежниками титул. А мать, Хазрат Махал, слишком верила в силу слова.

И словом травила воды реки Гумти.

А голод был лучшим аргументом. Не ты ли, Абберлин, видел, как золотом сочатся свежие раны Лакхнау и жадные рты пьют его.

Мало… всегда было мало… а тебе – плевать. Какое дело британскому офицеру до индийских обезьян? Все знают, что местные – ленивы. И если так, то кто виноват, что их поля опустели?

Но тошно смотреть на умирающих детей. И ты отворачиваешься.

Все отворачиваются, а город готовит ножи.

И только Генри Лоуренс с его нечеловеческим чутьем подозревал неладное. Но он постарел, бессменный полковник, и перестал доверять себе. Все ведь спокойно…

Только город готовит ножи.

Резиденция Лоуренса спасла их в ночь восстания. Она была достаточно велика, чтобы вместить не только остатки гарнизона, но и женщин, детей… многие позже умерли от голода.

И это ли не высшая справедливость, лейтенант Абберлин?

У вас было 240 бочек пороха и 5 миллионов патронов.

А муки не хватало. Оказалось, что в местном климате она быстро плесневеет. И вода тухнет. Вы еще не научились пить тухлую воду… ничего, у вас имелось полгода в запасе. И сотни тысяч целей. Как раз то, что нужно, для пороха, патронов и английского мужества. Его ведь хватило, чтобы дождаться Кэмпбелла.

Как ненависти хватило на то, чтобы вернуться.

И вновь загрохотали британские пушки, и ядра обрушили глиняные стены, пронзили насквозь частоколы и раскрошили мрамор зданий.

Рушились дворцы.

Бежала армия.

Славься, Императрица Индии! Порядок восстановлен.

Горел Лакхнау. Стонал, выл и корчился на солдатских штыках. Кровь и дым пьянили. Страх подгонял сердце: быстрее, быстрее… спеши, лейтенант Абберлин, пока не растащили все. Слышишь, твои солдаты уже вошли в дома. Они, дрожавшие в резиденции Лоуренса, вернулись, чтобы отомстить. И теперь утоляют голод золотом, которое – знает всякий наемник – лучший из лекарей.