Книга Алмазы Джека Потрошителя - Екатерина Лесина

Женщины тоже убивают.

Он сжал рукоять трости, готовый вытащить спрятанный в дереве клинок. От шлюхи пахло корицей и сдобой. И сама она была сдобной, смугловатой, с россыпью темных веснушек по плечам и рукам. Шлюха скрывала их под слоями пудры, но веснушки пробивались.

– Кэтти, отойди! – крикнула ей толстуха Молли, выходившая на улицы скорее привычки ради, нежели из-за заработка. – Простите, мистер Абберлин. Она тут недавно.

– Ничего. Кэтти, значит?

– Ага. Кэтти Кейн.

Личико с острыми лисьими чертами. Рыжие волосы, уложенные в замысловатую прическу, верно подсмотренную в «Леди». Чистое по сравнению с прочими платье.

– А может, хотите? – Она приподняла юбки, выставляя аккуратную ножку в черном чулке. – Недорого?

– Нет.

Абберлин отвернулся и быстро, слишком уж быстро, продолжил прерванный путь. И шлюха рассмеялась в спину.

Кэтти. Кэтти Кейн. Если попросить Уолтера… он ведь предлагал помощь… или самому. Как-нибудь в другой раз. Но лучше записку послать. И не в дом, конечно. В его доме слишком… странно.

О чем он думает?

О рыжей шлюхе Кэтти Кейн. А надо бы о мертвой Марте.

Мертвецы подождут. Они терпеливы. Они годами будут стоять за твоей спиной, нашептывая во снах, до чего соскучились по дорогому другу.

Каждый прожитый день приближает встречу. Платить придется, Абберлин. Но чем? Ты же знаешь – мертвецам алмазы не нужны.

Так уж вышло, что в Уайтчепеле мы задержались куда дольше, чем я планировал. Мой пациент весьма разволновался, его воображение, обладавшее куда большей живостью, нежели у обыкновенного человека, рисовало ему картину за картиной. Я видел отражение фантазии в этих выпуклых глазах, в бегающих зрачках, в дрожании ресниц. Не дожидаясь приступа, который привлек бы ненужное нам обоим внимание, я взял дорогого друга под руку и предложил:

– А не прогуляться ли нам до таверны?

Я знал, что он ответит согласием, и не ошибся.

Следует сказать, что вкусы моего подопечного весьма странны, что премного огорчает его матушку. Тишине клубов – а ведь двери любого открыты пред ним – он предпочитает грязные, мерзкие кабаки Ист-Энда, придворным красавицам – местечковых шлюх. Изысканным развлечениям – попойки со случайными знакомыми сомнительного толка.

Но кто я такой, чтобы спорить с будущим королем, чье право на трон пока не осмеливаются оспаривать?

В кабаке было темно, пламя редких свечей задыхалось от недостатка воздуха, который выжирали беззубые рты местных бродяг. Выпивка пахла болотом, а местную еду и мои собаки не рискнули бы попробовать.

Именно то, что нужно моему пациенту.

Он с удивительной легкостью вписался в компанию шулеров и, радуясь как дитя, проиграл в стаканчики пять фунтов. Проиграл бы и больше, но внимание, столь неустойчивое в последние дни, переключилось на иной объект.

Шлюхи… женщины, поправшие само понятие женственности. Уродливые бездушные существа, одно присутствие которых пробуждало во мне воистину звериную ненависть. И заглушая ее, я опрокинул стопку виски. Потом другую…

– Мистер не желает развлечься? – Одна из них, особа, чей возраст определить не представлялось возможным, осмелилась прикоснуться ко мне.

Волна омерзения заставила меня отпрянуть.

– Мистер пусть не боится. Я чистенькая.

Она завлекательно улыбнулась, демонстрируя желтоватые зубы.

– Уйди.

– Иди ко мне, киска! – закричал мой пациент. – Ко мне! Все ко мне! Будем веселиться! А он пусть тухнет! Ему не положено!

И видит бог: я был благодарен ему за свое нечаянное избавление. Но именно в этот момент я понял, что убью снова. Может быть, эту белую… или вон ту, в зеленом платье с низким вырезом. Из выреза выскакивают груди, и мой пациент трогает их. На лице его появляется выражение счастья.

Или ту, которая держится тени, опасаясь отпугнуть клиента сломанным носом. И зубов у нее, кажется, нет…

Нельзя.

Других – да, но не этих. Меня здесь видели. Запомнили. Опишут. И пусть бы шанс, что описание их будет иметь сходство с реальностью, ничтожен, я не должен упускать его из виду.

В прошлый раз я рисковал.

Но больше это не повторится. Я буду действовать осторожно. Я продумаю каждый свой шаг. Я не оставлю полиции ни единой зацепки. И стану тем человеком, который освободит Лондон от грязи.

Кабак мы покинули в половине девятого, и время, проведенное в ожидании моего пациента, который вовсе не спешил, оказалось довольно полезным. Теперь я совершенно точно знал, что желания мои, сколь бы странны они ни были, существуют во благо города.

– Я хочу жениться, – сказал мой пациент, хватая меня за руку. – Слышишь? Я хочу жениться!

Он был изрядно пьян и потерял всякую связь с реальностью.

– Хорошо. – Я отвечал ему с уважением и покорностью, поскольку нынешнее состояние требовало особого обращения. Если он заподозрит, что я невнимателен к его желаниям, устроит скандал.

А скандал привлечет внимание.

– Кто та счастливица, которая глянулась вам?

– Мэри. Ее зовут Мэри.

Уж не та ли белесая девка, которая приставала и ко мне?

– Красивое имя? Правда?

– Красивое, – охотно согласился я.

– Значит, ты одобряешь? – Остановившись, он повернулся ко мне и заглянул в глаза: – Ты же одобряешь?

– Во всяком случае, сэр, не имею ничего против. Однако замечу, что столь поспешная женитьба бросит тень на девушку. Люди станут скверно говорить о ней. Вы же не хотите причинить вред ее репутации?

– Н-нет. Ты умный.

Скорее привычный. Они все говорят, что взывать к разуму бесполезно, если разума нет. И ошибаются. Мой пациент существовал в собственном мире, постигнув законы которого я получил те самые рычаги, что позволяли в некоторой степени управлять его поведением.

– Тогда я пожалую ей титул! – воскликнул он. – Герцогини!

– И это тоже будет подозрительно. Да и к чему подобной особе титул? Давайте подарим ей цветы. Это мило, романтично и расскажет о ваших глубоких чувствах куда лучше, чем какая-то бумага с печатями.

Некоторое время он смотрел на меня, явно подозревая, что в словах скрыт какой-то иной смысл, но потом все же согласился:

– Да… ты прав… ты очень даже прав. Цветы! И как я сам не подумал! Мы вернемся сюда завтра! Я скажу матушке, что…