Книга Инквизитор - Себастьян Фитцек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что вам от нас нужно? – наконец выкрикнул Каспар, намного тише, чем рассчитывал, и неожиданно события завертелись с бешеной скоростью.
Все началось со вспышки, которая опалила ему волосы и пронеслась в миллиметре от виска. Каспар мотнул головой и удивился, почему не ударился лбом о дверь, а потерял равновесие. Затем, падая в свет, он еще раз увидел светло-зеленую хлопковую ткань, которая мелькнула в дульном пламени.
«Ночная рубашка. Брук!»
Потом кто-то с силой рванул его вниз, и тяжелые сапоги пронеслись над его лицом. Один сапог попал ему в живот, другой наступил на предплечье.
Позже, когда проступят синяки, Шадеку придется извиниться за то, что в панике пробежал по нему в библиотеку, но сейчас Каспар не чувствовал боли – только безграничное облегчение, что Бахман наконец открыл дверь. Однако чувство эйфории – от того, что удалось избежать смерти в последнюю секунду, продолжалось лишь до тех пор, пока консьерж не запер за ними дверь и не расплакался.
Снега еще не было. По прогнозам, он должен был пойти после обеда, но пока ветер гнал по промерзшей земле только рваный полиэтиленовый пакет и остатки листвы.
«У зимы очищающая душа», – подумал профессор и оперся рукой о раму стеклянной распашной двери, которая вела в парк. Или туда, что от него осталось. Когда-то ухоженная лужайка напоминала сегодня растоптанное футбольное поле.
«Холод обрывает листы с дерева правды и позволяет нам узнать, что за ними скрывается».
Он положил ладонь на стекло и рассматривал редкие голые деревья в саду. Кроме одной непреклонной ивы, все они либо засохли, либо были поражены грибком. Одна береза сломалась во время шторма, но никто и не думал пустить ее на дрова. Да и зачем. Открытый камин здесь не разжигали уже несколько лет.
С тех пор как…
– Господин профессор?
Он испуганно вздрогнул и обернулся.
– Да?
На мгновение он совершенно забыл о сидящих за спиной студентах.
Патрик Хайден закрыл свою папку и встал. Он указал на пустые стеллажи вдоль грязной стены, потом на покрытые тяжелыми льняными чехлами стулья, которые стояли перед камином. Наконец постучал костяшками пальцев по крышке деревянного стола.
– Это и есть та самая библиотека?
– Простите?
– Каспар, Шадек, Инквизитор – они были в этой комнате. Все произошло здесь!
Это был не вопрос и не утверждение. Скорее обвинение.
– Умник, а ты как думал? – хмыкнула Лидия, прежде чем профессор успел ответить.
– История разыгрывается на пустой вилле на горе Тойфельсберг. Это же было понятно с первых страниц.
– Да? – Студент вытащил из заднего кармана брюк небрежно сложенный листок бумаги.
– В приглашении на эксперимент этого не сказано. – Он помахал листом, на одной стороне которого была напечатана карта. – От университета я получил только это описание, как сюда добраться. Никаких названий улиц. Никакой горы Тойфельсберг. И я не помню, чтобы внизу на подъездной дороге была табличка.
– Вы не из Берлина? – спросил профессор и потянулся за очками. Теперь он снова стоял на своем месте во главе стола.
– Нет, – сердито ответил Патрик.
– Ну, тогда вы не могли этого знать. – Профессор поднял глаза. – Подъездная дорога находится в частном пользовании, а название Тойфельсберг указывается не на всех картах города.
– Отлично.
Патрик хлопнул в ладоши и взялся за рюкзак, который стоял на соседнем стуле.
– Сначала мы должны прочитать таинственный текст, который был написан, очевидно, душевнобольным, а потом выясняется, что мы сидим на тех самых стульях, на которых все эти люди ждали своего мучителя.
– Куда ты собрался? – напряженно спросила Лидия. Ее высокий голос звучал намного взволнованнее, чем в начале эксперимента.
– Я пойду.
– Что?
– Выйду покурить, – пояснил он.
Патрик зажал рюкзак между коленей, чтобы освободить обе руки для темно-синего пуховика, который как раз натягивал. Одной рукой он уже был в рукаве.
– А когда я вернусь, хотел бы наконец узнать, зачем этот эксперимент на самом деле.
– Боюсь, это невозможно, – ответил профессор дружелюбно, но решительно.
Он потер усталые глаза, не снимая очки с носа.
– Как, в парке нельзя курить? – удивился Патрик.
Профессор снисходительно улыбнулся.
– Нет. Но на данной стадии эксперимента вы, к сожалению, не можете покинуть зал.
– Почему? – почти одновременно спросили Лидия и Патрик.
– Сначала вы должны дочитать текст до конца.
– Но вы ведь не можете удерживать нас здесь против воли?
– Возможно, вы не обратили внимания, но это условие вы только что подписали в вашем согласии. Кроме того, даже если вы сейчас пойдете домой, эксперимент совсем не закончится. Вы не можете прервать его в одностороннем порядке.
– Почему? Я не понимаю. – Патрик поставил рюкзак обратно на стул.
Профессор улыбнулся.
– Это часть эксперимента. Чтобы он удался, вам нельзя делать большие перерывы, и вы должны продолжать читать. До самого конца. Что я вам настоятельно советую. И пожалуйста, сконцентрируйтесь получше.
– Откуда вы знаете, насколько сконцентрирован я был до этого? Вы же все время смотрели в окно, – спросил Патрик уже не так агрессивно. Неуверенность Лидии передалась и ему.
– Я вижу это по вашей реакции. Вы бы ни за что не захотели сейчас прерваться, если бы с самого начала читали более внимательно. Правда… – Профессор взял в руку оригинал медицинской карты. – Правда находится в каждом предложении. На каждой странице. Но вы ее пролистнули.
– Глупости.
– Выясните ее. – Профессор взял бутылку воды, которую поставил для всех в центре стола, и налил себе стакан. Затем вопрошающе протянул его Патрику.
– Ладно, – сказала Лидия и дернула своего друга за пустой рукав. – Давай читать дальше. Ты ведь тоже хочешь узнать, чем все это закончится?
Патрик помедлил, провел ладонью по черным крашеным волосам и хотел стряхнуть руку Лидии. Но она крепко его держала, глядя ему прямо в глаза. Секунды проходили в тишине.
– А, да в чем дело, – наконец прервал он молчание и пошаркал в незашнурованных ботинках к двери. Остановился в двух метрах от нее, молча схватил бутылку с водой. Затем вернулся на свое место и сел. – Часом больше, часом меньше, уже все равно.
Лидия вяло улыбнулась.
«Боюсь, люди в этой библиотеке думали тогда несколько иначе». Взгляд профессора подернулся печалью.
