Книга Театр отчаяния. Отчаянный театр - Евгений Гришковец

– Как будто мы не в Кемерово, – чаще чем через одного говорили наши гости.

У нас собирались люди, которые хотели хорошей атмосферы. В дорогом филармоническом клубе регулярно случались драки. Здоровенные охранники часто кого-то били до полусмерти. Почти каждую неделю там происходили массовые пьяные дискуссии на тему, у кого больше прав на ту или иную барышню и вообще. У нас ничего подобного не случалось. У нас не было охраны. Я один был тем, кто-либо радушно принимал людей, либо вежливо, но настойчиво просил уйти. Почему-то это срабатывало.

У братвы низшего уровня не возникало никаких причин и желаний ходить в наш бар. В спортивной одежде и каракулевых кепках я просто не пускал никого, а другой одежды у них не было. Самым удивительным образом маленькая табличка на фасаде с надписью «Театр “Ложа”» работала безотказно. Само слово «театр» отпугивало дремучую нечисть. Мрачные братки из предместий интуитивно чувствовали, что им в театре не место. Мы как открылись, так и работали без инцидентов и безобразий.

Ценовая политика бара, которую мы очень быстро подкорректировали под нашу публику, оказалась поразительно эффективной и сработала на неповторимую атмосферу, сложившуюся у нас в баре. К нам очень хотели приходить студенты и студентки, у которых денег было мало. Для них мы сделали самые простые коктейли типа водки с колой или «Отвёртки» (водка с апельсиновым соком) совсем дешёвыми. Дешевле не было нигде в городе. А вот тем, кто хотел пить виски, ром или джин, пришлось раскошелиться. У нас эти напитки стоили дороже, чем в самом дорогом клубе в филармонии, и были предназначены для иностранцев и для быстро разбогатевших, но тянущихся к хорошему. Бутерброды, мороженое и орешки стоили недорого.

В качестве сугубо политического решения я запретил присутствие в нашем баре самого модного ликёра той поры, который поначалу многие спрашивали, потому что ничего другого, кроме пива, водки и вина, не знали.

– Простите, – говорил я, – дело в том, что «Амаретто» у нас нет, не было и не будет… Мы слишком вас ценим и уважаем, чтобы травить…

Льда всегда нам не хватало, и мы ждали зиму, чтобы морозить лёд за окнами. Посуда регулярно билась, мы как могли её подкупали, но за пару месяцев все стаканы и бокалы у нас стали разномастными.

Туалета одного было недостаточно. К нему постоянно стояла очередь, порой очень длинная. Парни и мужчины могли сбегать куда-то на улицу. Двор политеха был тёмным и обширным. А вот барышни роптали. Однако возможности сделать ещё один туалет не было никакой.

Идея, как улучшить ситуацию, пришла мне случайно. Проблему та идея не решила, но очередь сильно сократилась. Я просто взял и убрал из туалета зеркало и повесил его рядом с туалетом. Пропускная способность санузла возросла втрое.

Работа бара, новые навыки, азарт успеха и заработанные первые за два с лишним года на территории театра деньги сильно нас всех вдохновляли. Азарт мы чувствовали мощный. Помню, мы всё время пребывали в хорошем настроении.

В какой-то момент даже мелькнула мысль: «Как-то уж слишком всё замечательно… Не к добру».

Чего я действительно опасался, так это прихода бандитов. Ничто, никакое дело, которое имело заметное общественное значение и в котором фигурировали деньги, не могло пройти мимо внимания кемеровских гангстеров. Бандиты разного уровня, возможностей и интеллекта контролировали все сферы деятельности, кроме, пожалуй, науки и симфонической музыки. Даже коммерческая медицина и эстрадные артисты были под контролем мрачных, коротко стриженных немногословных людей.

Но мы настолько были воодушевлены тем, что у нас получилось, так радовались финансовым успехам, что любые опасения и страхи я засовывал подальше и старался не думать о них. Я же знал, что мы, мой театр, – очень особенное явление в театральной жизни города, и не только. Так почему нашему бару было не стать счастливым исключением из общих суровых правил?

Мы прожили осень и начало зимы в сплошной работе по совершенствованию бара и в других хозяйственных делах. Благодаря этому у нас появились разные возможности.

Уже в ноябре мне удалось договориться с людьми, лица и имена которых память моя не удержала в сохранности, и быстро произвести замену части отопительной системы фойе театра. Немногочисленные батареи в наших помещениях стали горячими и встретили холода способными поддержать более-менее нормальную и рабочую температуру.

Мы с моей женой всё ещё жили в комнате, в которой закончилось моё детство, началась и оборвалась юность, в которую я вернулся со службы. Нам приходилось жить в квартире моих родителей, в которой нам всем было тесно. Но той осенью у нас появилась надежда к лету переехать в собственную маленькую квартиру.

На самой отдалённой окраине Кемерово между тюрьмой и аэропортом строился дом, в котором находилось наше возможное независимое однокомнатное жильё. Отец давным-давно стоял в очереди на получение большей квартиры. Но объёмные квартиры уже не строили. Тогда он согласился на малюсенькую, плюс к имеющейся. Это было чудо!

Как только появились перспективы собственного независимого пространства, жизнь и мир заиграли новыми интересами. Мы с женой стали заходить в мебельные магазины, стали интересоваться ценами на производство ремонта квартир. Мы даже впервые поговорили о том, какое имя хотели бы дать сыну или дочери.

Всю осень я не репетировал. Читать удавалось. Тогда я сильно был увлечён Германом Мелвиллом. Написал небольшую теоретическую работу по его роману «Тайпи». Меня с ней пригласили на несколько конференций в разные города, и в Питер в том числе. Но поехать не смог, отказался. Театр и бар не отпустили.

Тогда же я подумывал о спектакле и хотел написать пьесу по роману Мелвилла «Моби Дик». Я задумал очень простую историю: разговор капитана Ахава и Моби Дика. То есть диалог китобоя и кита. Но покупка посуды, поиски пива и виски по бесконечным магазинчикам, подвальчикам и рыночным павильонам, смена отопительных труб и радиаторов не дали той изящной идее осуществиться. Было много дел.

Нам в начале декабря привезли для аварийного обогрева театра настоящий шахтовый калорифер. Этой штукой всего за час работы можно было нагреть воздух в театральном зале градусов на пять. Через пару часов температура, конечно, опускалась обратно, но спектакль можно было провести. Играть спектакль и держать калорифер включенным было невозможно. Во-первых, в то время, когда мы его включали, во всём политехе, а может быть, и во всём Центральном районе лампочки разом тускнели, лифты приостанавливались, а чайники переставали греть воду до кипения. Во-вторых, он страшно гудел. Но вещь была хорошая. Вот только её трудно было подключить к электричеству. Необходимо было высокое напряжение. Мы долго тестировали это серьёзное оборудование.

Солнечным морозным декабрьским днём я забежал в театр. Морозец заставил бежать. Возле входа стояли две иностранные машины. Это меня удивило. Оказавшись на лестнице, я весело и громко потопал, стряхивая снег. Я пришёл тогда потому, что договорился с мастером, пообещавшим научить нас грамотно пользоваться калорифером так, чтобы всё не сгорело и чтобы никого не убило током.