Книга Дневник кота-убийцы. Все истории (сборник) - Энн Файн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотрите!
Петь перестали.
– Смотрите, что Таффи удумал! – воскликнула она. – Что это у него на ногах?
– Похоже на… – тетя Энн вскочила и торопливо заглянула за диван… Раздался визг. Так скрежещут тормоза у поезда, перед которым внезапно зажегся красный свет.
Она схватила миску и протянула зрителям.
– Глядите! Мой крем! Он потоптался там своими лапами!
Отец Элли взорвался.
– Да это не кот, а какая-то моровая язва! На этот раз он слишком далеко зашел! Элли, предупреждаю, как только ветеринарный приют откроется после праздников, я Таффи увожу…
– Нет! – Элли бросилась на папу, но, ослепленная слезами, наткнулась на Ланцелота. Парень не устоял и толкнул сестру, а та свалилась прямо в колодец. Я знал, что, если попадусь в лапы отцу Элли, он пустит мои кишки на подтяжки. Пока рухнувшие на пол Элли и Ланцелот выпутывались друг из друга, я ринулся к двери.
Но мистер С-Меня-Довольно перекрыл путь к отступлению. Поэтому я скользнул за диван. Элли наконец освободилась и закричала на отца:
– Оставь бедного Таффи в покое! Ты всегда к нему цепляешься!
Тем временем я под шумок переменил дислокацию и спрятался за елку. В нижней ее части не было сверкающих шаров, которые могли бы меня замаскировать хоть немного, поэтому я полез вверх. С ветки на ветку, выше и выше.
Пока домочадцы ругались, утешали тетю Энн и бегали за мокрой тряпкой, я оказался почти на самой верхушке. Выше была только картонная фея.
И тут меня посетила блестящая мысль – я понял, как спрячусь. Я посмотрел в помидороподобное лицо куклы.
– Побыла на вершине мира, и хватит, – прошипел я ей. – Кончилась твоя слава, слазь. Теперь я новая фея Рождества.
Я ударил лапой по глупой красной физиономии, и картонная голова покатилась и застряла в нижних ветках.
Бр-р, жуть!
Но мне было некогда даже вздрогнуть от отвращения. Я торопливо сунул голову в картонное кольцо, заменяющее воротник, и постарался принять высокомерно-жеманный вид – такой же, как у моей предшественницы.
Вообще-то белые оборки мне очень даже шли. Жаль, они не успели заснять своего дорогого Таффи в роли феи на верхушке елки. Я бы показывал фотографию друзьям…
Но отец Элли был прав. Ель была не только голая снизу, но и перегружена вверху.
Чрезмерно.
Верхняя часть перевесила.
Елка начала наклоняться. Что гораздо хуже: ель-то повыше сапога, и теперь падать было намного дальше. Это все равно что в шторм сидеть в вороньем гнезде на высокой мачте.
Кренилась она очень долго, как в замедленной съемке. Все суетились и кричали:
– Разойдись!
– Падает!
– Берегись!
– Какой кошмар!
– Наш колодец раздавили!
– Ни одной елочной игрушки не осталось! Все перебито!
– Я вся в синяках!
– Где этот чертов кот?
Где-где. На полу, разумеется. Расплющенный и помятый, но все еще в роли феи. А выдали меня уши. У рождественских фей не бывает таких треугольных, острых, мохнатых ушей.
Вот вам и объяснение, почему я провел остаток этого дня и весь следующий в гараже. Только на ночь разрешили мне вернуться в комнату Элли, а потом опять заключили в тюрьму до тех пор, пока все гости не разъедутся и праздник не закончится.
Да я и не против. По-моему, я сравнительно легко отделался, учитывая, что мистер Сдадим-Таффи-В-Приют до сих пор выметает из ковра осколки елочных игрушек и намывает посуду. Лопнувшие резиновые шары – вещь исключительно удобная для неги и валяния. А-а, глядите-ка, мотылек вернулся, так что и поиграть есть с кем. Да, определенно, здесь гораздо лучше, чем в доме.
Однако я не стану в нетерпении считать дни до следующего 25 декабря. Помните, какой вопрос вы мне задали в начале? «Дорогой наш Таффи, почему тебе так не понравилось Рождество?»
Что ж, теперь вы знаете, правда?
Ладно. Признаю. Никто не даст мне приз «Самый терпеливый кот на свете». Но послушайте, вас бы так доставали, как меня! Я лежу себе на кровати, подремываю, никого не трогаю, и тут врывается Элли.
– Ой, Таффи! Таффи! – повалилась рядом и давай мне живот щекотать. – Как же я тебя люблю, Таффи. Люблю твою мягонькую шерстку, люблю твои ушки-завитушки, люблю твои лапки-царапки, люблю…
И пошло-поехало. Лалы-лалы-лалы. Люблю то, люблю се.
Хотя с утра вы могли бы стать свидетелем совершенно обратного. Посудите сами. Лежу я, значит, на крыше гаража, растянувшись вдоль водостока, чтобы вредина-грачиха, что прыгала по живой изгороди, не могла меня заметить. Я провел там много часов, пока эта подмигивающая (сущая ведьма!), утыканная перьями особа перестала обращать на меня внимание. Не подумайте, что мне там было удобно. Папа Элли (мистер Отложу-Ка-Я-Это-Дело-До-Следующих-Выходных) содержит водосток в чудовищном состоянии. Он забит ветками, гнилыми каштанами и покрыт колючей ржавчиной.
Я приготовился совершить наскок. Нет, ну сами посудите! Я ждал все время, пока мама Элли проветрит дом после сгоревших тостов и уйдет с крыльца. Я ждал, пока соседка развесит постиранные простыни. Я даже подождал, пока по трубам стечет вся вода: Элли принимала утренний душ.
Я почти досчитал: «Пять… четыре… три… два…»
И тут распахивается окно ванной комнаты.
– Таф-ф-ф-ф-фи-и-и-и! Нет! Не смей, Таффи! Брысь!
Я повернул голову, чтобы сказать Элли взглядом: «Ну спасибочки, удружила. Живи своей жизнью, а мою оставь мне!»
Тут ведьма-грачиха перелетела с изгороди на дерево и каркнула на меня. (Ой, ладно. Ладно. Грачи не каркают. Но на щебет это было еще меньше похоже.)
И я сдался.
И началось. Прямо программа «Свидетели преступления», ни дать ни взять. Элли выскочила в сад в ночной рубашке. Ей бы в руки рулон желтой полицейской ленты с надписью: «ПОЛИЦИЯ – МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ – НЕ ЗАСТУПАТЬ ЗА ЛЕНТУ», чтобы обмотать живую изгородь.
Она позвала:
– Таффи! А ну пойди сюда! Сейчас же спускайся, негодник!
