Книга Дневник горничной - Октав Мирбо

Я вспоминаю одну замечательную поездку в Бельгию в тот год, когда мы прожили несколько недель в Остенде. На станции Фейнье таможенный досмотр… Это было ночью, барин крепко спал в своем отделении. Мы с барыней сами отправились в зал, где осматривали багаж.

— Нет ли у вас каких-нибудь вещей, за которые нужно платить пошлину? — спросил у нас толстый таможенный чиновник, который при виде моей элегантной и красивой хозяйки надеялся найти кое-что пикантное в багаже.

Некоторые чиновники испытывают какое-то особенное физическое удовольствие, какой-то сладострастный трепет, когда они роются своими толстыми руками в панталонах и рубашках красивых женщин.

Нет, — ответила хозяйка. — У меня ничего нет.

Ну… откройте этот сундук…

Из шести сундуков, которые мы везли с собой, он выбрал самый большой и тяжелый, кожаный сундук в сером чехле.

Но в нем ничего нет! — сказала хозяйка с раздражением в голосе.

Все-таки откройте, — приказывал этот урод; сопротивление моей хозяйки, очевидно, давало ему повод к более внимательному и строгому осмотру.

Барыня — ах! я еще помню выражение ее лица — вынула из маленького сака связку ключей и открыла сундук… Таможенный чиновник с видимым удовольствием вдыхал тонкий шпах, который поднимался из сундука, а затем стал рыться своими грязными лапами в тонком белье и платьях. Барыня злилась и испускала крики негодования, так как это животное с очевидной злобой перекидывало и приводило в беспорядок все, что мы так бережно укладывали.

Осмотр уже приближался к концу без новых задержек, как вдруг таможенный чиновник вытащил со дна сундука длинную шкатулку, покрытую красным бархатом, и спросил:

А это?.. Что это такое?

Драгоценности, — ответила барыня, — уверенно, без малейшего смущения.

Откройте…

Зачем? Я же вам говорю, что это драгоценности.

Откройте…

Нет, я не открою… Вы злоупотребляете своей властью. Говорю, что не открою… Да у меня и ключа нет.

Барыня была в крайнем возбуждении. Она хотела вырвать шкатулку из рук чиновника, который отступил и угрожающе произнес:

Если вы не откроете шкатулку, я пойду за инспектором.

Это гнусность… это нахальство.

— Если у вас нет ключа, то мы сами откроем.

В отчаянии барыня закричала:

— Вы не имеете права… Я буду жаловаться в посольство… министрам… и пожалуюсь королю, он нам друг… Я вас привлеку к суду… засажу в тюрьму…

Но эти слова не производили никакого впечатления на бесстрастного чиновника, и он с еще большим упорством повторил:

— Откройте шкатулку…

Барыня побледнела и стала ломать себе руки.

— Нет! — сказала она, — я не открою… я не могу открыть…

И по крайней мере в десятый раз упрямый чиновник повторил, свое приказание:

— Откройте шкатулку!

Эта перебранка прервала работу на таможне и собрала вокруг нас несколько любопытных путешественников. Я сама была заинтересована перипетиями этой маленькой драмы и таинственной шкатулкой, которой я никогда не видала у барыни и которая, очевидно, была спрятана в сундук без моего участия.

Вдруг барыня переменила тактику, повела себя мягче, любезней с этим неподкупным досмотрщиком, подошла к нему и, как бы гипнотизируя его своим дыханием и своими духами, тихо стала умолять его:

— Удалите, пожалуйста, публику, и я открою шкатулку…

Чиновник, наверное, подумал, что хозяйка хочет поймать его в какую-нибудь ловушку. Он недоверчиво покачал своей седой головой.

— Довольно манерничать и притворяться. Откройте шкатулку!

Тогда барыня, конфузясь и краснея, покорно вынула из своего портмоне очень маленький золотой ключик и, стараясь скрыть от окружающих содержимое красной бархатной шкатулки, открыла ее в руках чиновника. В тот же момент чиновник в лспуге отскочил назад, как будто ядовитое животное хотело его укусить…

— Черт возьми! — воскликнул он.

Затем, когда первое впечатление прошло, с насмешкой произнес:

— Так бы и сказали, что вы вдова!

И он запер шкатулку, но не особенно спешил при этом, чтобы все эти насмешки, перешептывания, неприличные и даже оскорбительные словечки, которые слышны были в толпе, могли удостоверить хозяйку, что «ее драгоценности» были замечены пассажирами.

Барыня была смущена… Но я должна признать, что она проявила очень много смелости в этом затруднительном положении… О!.. Нахальства ей не занимать. Она помогла мне привести в порядок наш сундук, и мы оставили зал под свист и оскорбительные насмешки присутствующих.

Я ее проводила до вагона, неся в руках сак, в который она положила пресловутую шкатулку. На перроне она на один момент остановилась и с каким-то бесстыдным спокойствием сказала мне:

— Боже! как я была глупа. Ведь я же могла сказать, что шкатулка ваша.

С точно таким же бесстыдством я ей ответила:

Я вам очень благодарна, сударыня. Вы очень добры ко мне. Но я предпочитаю пользоваться этими «драгоценностями» в естественном виде.

Молчите!.. — крикнула она, не сердясь. — Вы глупая девчонка…

И она пошла искать Коко, который ни о чем не подозревал…

Впрочем, ей не везло. Не то из-за ее смелости. Не то из-за беспорядочности, но с ней подобные истории случались часто. Я могла бы рассказать некоторые, наиболее назидательные в этом отношении… Но по временам надоедает, становится противно беспрестанно копаться во всей этой грязи… И затем, я достаточно, мне кажется, уже сказала об этом доме, который для меня служил самым типичным примером того, что я буду называть моральным разрушением. Я ограничусь только несколькими штрихами.

Хозяйка прятала в одном из ящиков своего шкафа с дюжину маленьких книжечек в желтых переплетах с золотыми застежками… милых книжечек, похожих на молитвенники молодой девушки.

Иногда по субботам она забывала одну из них на столе у своей кровати или в уборной среди подушек… Книжечка была заполнена необыкновенными изображениями. Я не хочу вовсе изображать из себя святую, недотрогу, но я должна сказать, что нужно быть самой грубой развратницей, чтобы хранить эти ужасы у себя и находить даже развлечение в них. Меня в жар бросает, когда я подумаю об этом… Женщины с женщинами, мужчины с мужчинами и женщины с мужчинами, в безумных объятьях, в отчаянных позах… Голые тела стояли прямо, сгибались арками, переплетались узлами, лежали в развалку, кучей, гроздьями, с выступающими друг против друга торсами, сливаясь в самые сложные комбинации, с немыслимыми ласками… Губы, сложенные как присоски у пиявок, сосали груди, животы, целые заросли ляжек, ног, перевитых между собою, как густые ветви на деревьях…

Старшая горничная Матильда стащила одну из этих книжечек… Она предполагала, что у хозяйки не хватит дерзости спросить о пропаже… Однако она ошиблась… Перерыв свои ящики и обыскав повсюду, она сказала Матильде: