Книга Жемчуга - Надежда Гусева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Э… ловить? Петь?
– Ну?
Р-р-р-р-р!!! Сейчас я стукну его этой штуковиной.
Приемник я разобрала. Прочитала два параграфа. Прочитала инструкцию. Собрала снова. Поставила на стол. Синее небо висело за окном. Из открытой форточки тянуло холодом.
– Ну?
Я сама повернула рычажок. Приемник закашлял, затарахтел и где-то там, на другом конце Вселенной, заиграла веселенькая песенка. Я уставилась на него, как на говорящую собаку. Физик тоже поднял голову. Приемник давился помехами, но выдавал свою песенку, даже некоторые слова можно было разобрать.
– Молодец. Пять.
Я просидела три часа. Осталась последней, поняла с шестисотого раза, истрепала методичку и испортила проводки!
– Пять?!
– Да. Дневник давай.
– Но я же…
– Что должен делать радиоприемник?
– Ловить радиоволны, воспроизводить звук…
– Правильно. У тебя он это делает?
– Да.
– И ты его САМА собрала. Значит – «пять».
Он захлопнул последний журнал и сложил тетрадки аккуратной башенкой.
Вечером я гуляла возле школы и видела, как физик бегает по кругу, смешно подкидывая колени и описывая руками круги. Курчавые волосы выбились из-под повязки и торчали во все стороны. Он двигался необычно, чудаковато – что хотел, то и творил.
Эпизод 24
Натрий
Не оставляйте детей одних.
Дети балуются – пожар от них.
(обугленный плакат на стене погоревшего деревянного барака)
Раз в месяц проводилась генеральная уборка. Это означало, что группа из четырех человек оставалась после уроков и не просто мыла пол, а мыла ВСЕ. Парты следовало натереть содой, отмыть все надписи, отковырять жвачки, подоконники привести в порядок, а цветы попрыскать. И самое ненавистное – удалить с линолеума черные полосы от шаркающих подошв. В общем, сущее наказание. Но оно случалось только раз в год, по очереди – можно было пережить.
Стояла зима. За окном похрустывал солнечный морозец. В сухом тепле кабинета химии медленно перемешивались запахи йода, хлорки и еще чего-то – неведомого и загадочного. Мы честно пришли убираться. Все как положено – чистые тряпки из дома, приготовленное ведро с водой и коробка соды за пятнадцать копеек. Первая белая содовая горка уже появилась на последней парте, и тут…
Распахнутая дверь, наша очередная временная классная в белом халате, шумная толпа старшеклассников, отодвигаемые стулья…
– Девочки, уже пришли? А у нас еще лабораторная работа… Погуляйте пока, уроки сделайте в библиотеке.
Ага, счас. У них лабораторная работа, а мы гуляй!
– Можно здесь посидеть? Мы тихо.
– Хорошо, только не мешайте.
И мы старались не мешать. Даже пытались решить математику. А потом… Это был восьмой класс, и у них была химия! У этих взрослых существ на столах стояла чертова куча склянок и пробирок. Эти счастливые люди перешептывались, листали учебники, что-то переливали, в пробирках шипело и белело, девочки восторженно вскрикивали…
По классу сердито носилась наша классная.
– Как мы переливаем? Я кому говорила – кислоту в воду, а не наоборот… правильно… начинайте оформлять… внимательнее, коэффициенты…
Колдовство. Школа волшебников.
Сначала мы сидели, открыв рты. Потом не выдержали и тоже двинулись по классу.
– Ух ты. Смотри-смотри…
– Гляди, цвет другой стал…
– Эй, мелочь, валите в пень!
– Людмила Геннадьевна, а они мешают!
Как будто жалко! Мы обиженно забились на последние парты.
Но это было не все! Посреди урока учительница химии притащила огромный стеклянный таз, налила в него воды, а потом… На стол встала тусклая жестяная коробка, в коробке оказалась еще одна, из белого материала, в ней – темный пузырек, в нем – мутное масло. И из этого масла на картонную тарелочку тяжело вывалился тяжелый оплывающий серый комок.
– Натрий – активный металл. Он настолько мягкий, что режется ножом. Берем один ма-а-аленький кусочек, осторо-о-ожно… не больше половины горошинки… внимание… помещаем в воду…
Быдыш-ш-ш!!!
Мы прямо подскочили. Даже восьмиклассники удивленно загалдели. Этот натрий был вообще неведомо что! Он носился по тазу, пускал пары и шипел как ненормальный. Мама дорогая!
Потом в таз что-то плеснули, и вода окрасилась в розовый цвет. Но это было уже так себе – ерунда, детские игрушки.
Восьмиклассники торопливо писали. Кто-то тайком заглядывал в тетрадку соседа. И вот раздался звонок, задвигалась мебель, заворочались широкие спины, тонко зазвенели пробирки.
– Все подносы – в лаборантскую! Все за собой убираем! Тетради – на стол.
Ну, наконец-то. Мы остались одни посреди разоренного кабинета, на руинах непознанного волшебства – забытые Золушки, внештатные технички.
– Ну, что… парты?
Горки соды, мокрые тряпки, пасту от ручек – красной стеркой, жвачки – тупым ножом. На полу не нашлось ни одного черного развода, хоть в этом повезло.
– Вроде все.
– Вон там еще…
– Жирно будет. И так пусть спасибо скажут.
– Где наша-то? Придерется еще.
– В столовке ест.
– Теперь вот жди ее еще…
Время шло, а учительницы все не было. За окнами синело. Мы не имели права уйти, не закрыв кабинет. Нам было скучно. Куда же она пропала?
– А может, в лаборантской приберемся?
– Ага. Нанимались!
– Да ладно! Интересно же.
– Пошли, сделаем человеку приятное – придет, а у нее порядок.
Конечно, альтруизмом тут и не пахло. Мы неплохо относились к своей классной руководительнице, но не настолько любили, чтоб затевать целую уборку ради ее красивых глаз. Нас влекла лаборатория. Нас притягивали подносы с реактивами.
– Огребем по полной! Нельзя тут лазать.
– Мы не лазаем, а убираемся. Наводим порядок. Всем счастье.
Вот оно. Странный мир. Какие тут шкафы. Настоящий сейф. И вот они – подносы.
– Надо все вымыть.
– А можно? Это же химия.
– Ну и что теперь? Это, что ли, не наш кабинет? Значит, и лаборантская наша. Посуду же ты дома моешь.
– Ладно. А куда это все сливать?
В пробирках застыли бледные осадки и желтоватые взвеси.
– В раковину можно, но… запачкаем.
– Придумала! А давайте – в ведро! А потом – в туалет.
– И посмотрим заодно – что получится!
Тс-с-с… Вот об этом вслух не надо. И так все понятно.
– Ни фига себе.
– Вот это да!
Чем больше мы сливали в ведро, тем невероятнее закручивался мутный осадок.
– Сейчас это лей!
– А-а-а-а-а! Класс!
Раствор расцвел алым цветом и зашипел.
– А-бал-деть…
– Все?
– Все.
– Я же говорила. А вы боялись.
– И склянки чистые. Ща помоем, вообще красота. Она точно будет рада.
– Несем в унитаз?
– По-до-жди…
Было кое-что еще, эх было… Не сговариваясь, мы обратили взоры на облезлый сейф. В замочной скважине торчал ключ. Какая непростительная неосторожность.
– Нет.
– Да.
Щелк. Ух ты! А на верхней-то полке маленьким серым египетским саркофагом
