Книга Жемчуга - Надежда Гусева

нос.

В «Галантерейном» она было раскатала губенку на духи. Наивная. С ее-то деньгами!

Повезло Машке в «Хлебном».

– Четыре пирожных, пожалуйста…

Мы вышли из магазина. Машка пошла налево, а мы направо.

– Не подарит, сто десять процентов, – сказала я.

И моя подруга кивнула. Мы-то знали Машу с первого класса. Особа она была восторженная, романтичная и очень добрая. Но при этом жутко стеснительная. У нее были самые изгрызенные ногти в школе – когда она волновалась, дурная привычка тут же проявляла себя.

И нам стало ее жаль. Ведь человек так искренне пекся о подарке, а подарить не сможет. Мы-то знали.

– Может, все-таки сходим вместе с ней?

– Вот еще! Людей дивить. Нас-то от глины не отчищали.

На следующий день Машка не пришла на первый урок, а на второй явилась гордая, как орел.

– Ну, что? – спросили мы.

– Подарила, – выдохнула она.

– А она что?

– Не знаю.

– Как это – не знаешь?!

Загадочная улыбка.

– Я ей подбросила. Будет сюрприз.

Через пять минут мы подыхали от смеха. Романтичная душа меткой плевательницы искала приключений и нашла. Целый урок Машка караулила неизвестную учительницу. Та сидела одна, а ее дети бегали на физкультуре. Наконец, женщина вышла за какой-то надобностью, а Машка кинулась исполнять свое предназначение. Куда сунуть? В сумку? Неприлично. Еще подумают, что она по сумкам лазает! На стол? А вдруг вернутся мелкие школьники да и растащат. В углу стояли сапоги на каблуках. Маша положила пирожные в них. По две штуки в каждый. А в правый сапог еще и засунула записку – «От неизвестного благотворителя».

Эпизод 23

Радиоприемник

По воскресеньям он бегал. Всегда один и тот же спортивный костюм – синие штаны с белыми лампасами, олимпийка на молнии, из-под старых кед торчат толстые носки – ноги должны быть в тепле. В холодные дни на голове красовалась шапочка домиком, в теплые – вязаная повязка, чтобы волосы не мешались. Их много было, волос. Мы спорили – крашеные или нет? По возрасту должны быть седые, а не рыжие. Но проверить, само собой, никак не получалось – не будешь же спрашивать или щупать.

По будням он тоже бегал, но не так долго. В основном производил всякие полезные для здоровья упражнения – приседания, наклоны и прочее. Иногда делал совсем странные вещи. Например, замирал, раскинув руки, будто парящий орел. И так стоял довольно долго. Мы решили, что это такая йога.

После уроков и всяких прочих школьных дел мы смотрели из окон на спортивную площадку – на то, как он выгибает спину и поднимает одну ногу к груди; как бегает специальным бегом, высоко подкидывая ноги. Рыжие эйнштейновские волосы трепал ветер. Чудак.

Ну а в школе он носил пиджак, начищенные ботинки и квадратные очки в толстой коричневой оправе. Преподавал он физику.

Я пропустила по болезни две недели, пришла и ничего не поняла. Совершенно ничего. Собственно, я и раньше мало что понимала, но теперь все было совсем плохо. На столах лежали странные детали и потрепанные методички с инструкциями и чертежами. На подносе – с десяток цветных проводков с рожками клемм. Ужас. И у меня не было напарника – я сидела одна.

Урок был последним, а девиз простым: раньше сделал – раньше ушел. Время от времени кто-то вставал, проходил к учительскому столу и с гордостью ставил на него плату с собранным устройством. Учитель поправлял тяжелые очки, придирчиво осматривал изделие, поворачивал рычажки, раздавалось шипение, голоса или музыка. Молодец, пять. Следующий.

Народу было все меньше. Это настораживало. Я все еще тупо вертела в руках проводки, никак не понимая, куда еще их можно приладить, а люди уже сделали задание!

После звонка нас осталось трое. Я поняла, что попала в связку к совсем уж темным двоечникам, и в пятый раз попыталась разобраться в методичке. С таким же успехом ее могли бы написать и на китайском. Один из отстающих встал и принес к учительскому столу свою штуковину. Рычажок повернули, раздались плевки, кашель и что-то похожее на отдаленную ругань. Молодец, свободен. Как?!

Когда еще один ученик покинул класс, мы остались тет-а-тет. Учителю дела до меня не было. На его столе громоздилось пачек пять тетрадей и столько же классных журналов. По-моему, он вообще не замечал, что в помещении еще кто-то есть. Я немного подождала и двинулась к нему.

– У меня не получается.

– Почему? – не поднимая головы от журнала.

– Не знаю. Не понимаю.

– Почему?

– Ну… тут сложно. Меня же не было.

– Тогда прочитай параграф.

– Хорошо.

Прошло полчаса. Я прочла параграф дважды. В классе стояла гнетущая тишина. Только иногда сухо переворачивались страницы чужих тетрадей. Я сделала вторую попытку.

– Вот тут… я не совсем поняла.

– Почему?

Это уже бесило. Он даже глаз не поднимал.

– Не знаю! Непонятно!

– Ну так прочти еще раз. А если непонятно, то и предыдущие темы.

– Хорошо.

Еще полчаса ушло на то, чтобы укрепить на плате конденсатор переменной емкости. Я по-прежнему весьма туманно понимала его назначение, но хотя бы поняла схему и прицепила к нему клемму заземления. Дальше было опять непонятно.

Солнце повернуло на закат. Учитель заполнял второй журнал. Лучше бы он бегал по спортплощадке и занимался своей йогой! Ах я дура! Надо же правильно попросить!

– Помогите мне, пожалуйста.

– Зачем?

– Я не понимаю.

– Почему? Там русским языком написано.

Да бли-и-ин! Не русским! И потому что не понимаю! Потому что не прет все техническое! Потому что дома умудряюсь ломать даже мясорубку!

– Вы… не поможете?

– Нет. У меня много дел.

– Но я не…

– Ты не дура. Другие смогли, и ты сможешь.

И передвинул к себе очередную стопку тетрадей. Черт. Ну, ладно.

Я была изрядно зла. На этого очкастого спортсмена, на себя-дуру, на это дебильное радио. Я знала, что могу встать и уйти. Подумаешь – двойка, не помру с горя. Но теперь я уйти не могла. Ни за что! Если я уйду, он и головы не поднимет – так и будет копошиться в своих трепаных тетрадках. А я как была пустым местом, так и буду! Чертова физика! Я впилась глазами в схемы методички и оторвала неправильно закрепленные клеммы.

На то, чтобы собрать радиоприемник, ушел еще час. Я вспотела и была зла на весь мир. Наконец, аппарат стоял на учительском столе. Физик повернул рычажок. Молчание и тишина в кабинете совершенно не нарушились. За окном смеркалось.

– Ну?

– Что – ну? – опешила я.

– Это что?

– Радиоприемник.

– А что