Книга Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин

Это было в апреле, прошло неполных пять лет, не хватает нескольких месяцев. Президиум должен решить, возможно ли принять к рассмотрению эту работу.

Г. М. МАРКОВ: Я думаю, что мы поступим таким образом, чтобы принять этот роман. Когда будет публиковаться список, этих недостающих месяцев не останется. Нет возражений? – Нет. Роман «Победа» Чаковского принимается к рассмотрению[163].

Государственную премию 1983 года Чаковский впоследствии получил, причем тайное голосование комитета показательно: при 72 участниках за награждение высказались 69[164].

ЛГ состояла из двух тетрадок, которые формально разделялись тематически: первая была литературной, вторая – общественно-политической. Литературный раздел был под бдительным надзором главного редактора. Об этом вспоминал сотрудник ЛГ П. Г. Волин:

Тут он был начеку. Если к убойным материалам во второй тетрадке газеты относился не то чтобы снисходительно, однако более терпимо, то – первой не давал в этом смысле никакой воли. В ней при мне работало немало критиков с передовыми взглядами <…> – но они находились под бдительным оком Чака, не допускавшего ни малейшей «крамолы» на литературных полосах. Идеология![165]

Куратор этой тетрадки в редакции был зам. главного редактора Е. А. Кривицкий, работавший в ЛГ с 1969 года: фигура достаточно одиозная, однако несомненно более чем хорошо разбиравшаяся в вопросах литературной критики и идеологии.

Критик Алла Латынина пишет о «Литгазете», что

…Стыдилась того, что в ней печатаются материалы, прямиком поступающие из КГБ или состряпанные в газете под давлением этой организации, что первая тетрадка находится под контролем одиозного руководства Союза писателей. Но я знала также, что общественное мнение газеты эти материалы не одобряет…[166]

Обстановка в газете явно изменилась в 1980 году, когда вместо зам. главного редактора В. А. Сырокомского

пришел партаппаратчик Изюмов, стал выяснять, почему некоторыми отделами руководят люди, не состоящие в партии, поощрять то, что было абсолютно неприемлемо при Сырокомском, – интриги и наушничество. Это было началом упадка «Литгазеты», хотя мы об этом еще не знали…[167]

В андроповскую эпоху всё в газете уже было подчинено высшему партийному начальству; но в силу того, что партийное руководство было в самой «Литгазете» и могло довольно часто само, на свой страх и риск, принимать решения, атмосферу в редакции того времени можно назвать в некоторой степени вольной в сравнении с другими органами печати.

Наступление эпохи Андропова неминуемо вынуждало Чаковского быть чутким к тем сигналам, которые он получал из секретариата ЦК, а уж после июньского пленума – и подавно. При этом мы настаиваем на том, что Чаковский не старался бежать впереди паровоза. Конечно, как и всегда, на кону у номенклатуры были должности и блага, которые никто не собирался терять. Впрочем, 2 сентября 1983 года в Колонном зале Дома Союзов состоялся торжественный вечер, посвященный 70-летию А. Б. Чаковского, то есть положение его ничуть не пошатнулось. Однако если Чаковскому кроме «стабильности» ничего не было нужно, то в редакции было много инициативных партийцев и комсомольцев, которым как раз очень хотелось верной и правой службой партии сделать себе карьеру. Парторганизация в газете насчитывала около 80 человек.

После июньского пленума в редакции началось движение, что отражает отчет партбюро ЛГ на собрании, состоявшемся 11 ноября 1983 года:

Авангардную роль играли коммунисты партгруппы в решении всех творческих вопросов, которые стояли перед коллективом. Прежде всего следует отметить повышение полемичности, проблемности выступлений по вопросам литературы и искусства. Это нашло свое выражение в ряде дискуссий…[168]

После доклада партбюро были открыты прения, и первой в них выступила С. Д. Селиванова, которая станет одним из главных делателей травли Н. Я. Эйдельмана (через год она будет избрана в состав партбюро, в 1986 году в числе «наиболее отличившихся работников литературной печати» будет награждена орденом «Знак Почета»[169]), и ее слова подтверждают, что проводником жесткой критической линии, столь явной в газете после решений июньского пленума, был отнюдь не сам главный редактор:

Помню несколько случаев с интересными статьями, выбивающимися из привычного жанра, привычной темы, которые очень трудно было напечатать в газете. Самый свежий пример – это публикация полосы о критике, которую Александр Борисович <Чаковский> помнит, поскольку он участвовал в этом, несколько сопротивлялся этой публикации, она шла с большим трудом. Это спорная вещь. Но реакция последовала незамедлительно. Неожиданно для газеты. Мы на этот материал получили около 300 интереснейших писем. Абсолютно нестандартных. Это, может быть, читатели, впервые откликнувшиеся на выступление первой тетрадки[170].

Интересен фрагмент выступления самого Чаковского на этом собрании: он как будто осаживает коллег – его ностальгия одновременно оказывается призывом:

Было одно время, товарищи, когда слово «перестройка» нельзя уже было слышать. Было время, когда уже невозможно было слышать слово «энтузиазм», хотя, между прочим, энтузиазм как раз и существовал. Слово «энтузиазм» действовало на читательскую инерцию. А читатель всегда любит, товарищи, неожиданности и правдивости.

Вот когда Андропов пришел к руководству, был избран Генеральным Секретарем, он сказал, что будет преемственность, что будем проводить последовательную линию. Мы про себя подумали, знаем мы эту преемственность, недели три – четыре будут вспоминать, а потом… Даже будут вычеркивать из газеты, даже если появится. Ан нет! Вот вчера, например, я с большим удовольствием посмотрел кино о Брежневе. И не только потому, что я люблю Брежнева и мне все время надо видеть его на экране, нет. Я видел выполненное партией обещание. И считал, что раз это обещание выполнено, значит, и другие обещания будут выполнены. Это естественный человеческий психологический подход[171].

В отделе критики ЛГ были и талантливые литераторы, среди которых нужно выделить Аллу Латынину, которой удавалось печатать смелые критические статьи и пользоваться определенной независимостью. Особенно отметим ее размышления о романе «Свидание с Бонапартом» Булата Окуджавы (опубликован в журнале «Дружба народов», 1983, № 7–9). Формально Латынина анализирует читательские отклики, не только положительные, и вообще рассуждает о биографическом жанре без идеологических штампов.

В целом эта статья если не панегирическая, то явно положительная: автор не только отмечает «изящество лексического строя прозы Булата Окуджавы, отточенность рыцарских словесных турниров», но и в целом подчеркивает, что «при всей безудержности фантазии „Свидание с Бонапартом“ внутренне располагает к глубокому размышлению над смыслом истории». Подобные характеристики в условиях борьбы против отступлений от исторической правды выглядят донкихотством, как и завершение рецензии:

Представить себе, что современный романист берет вот так образ из прошлого и начинает