Книга Грехи и погрешности - Алексей Владимирович Баев

библиотекаря…

В «Белых пещерах» Олег Андреевич не бывал лет двадцать. С тех самых пор как профилакторий по наследству от усопшего завода перешёл на баланс города. Правда, спонсором реконструкции выступила та самая жирная нефтегазовая контора, которая ныне владела и бердялинским банком.

Некогда строгое и мрачноватое шестиэтажное здание, построенное в середине шестидесятых в стиле конструктивизма без негодных и никому не нужных изысков, теперь узнать было не просто сложно. Решительно невозможно! Бердялин даже представить не мог, как пансионат выглядел летом, но сейчас, закутавшись в пушистые снежные «пены морские», он, со всеми своими новодельными пошловатыми балкончиками, вычурными, о китайских львах, крылечками, причудливыми, непонятного назначения «буддистскими» ступами на крыше, напоминал огромный британский пароход эпохи безудержного разграбления Востока, налетевший во время стремительного своего бегства на гигантские рифы. Нет! Не на рифы! Скорее, подобно «Титанику», столкнувшийся с айсбергом (дальнее крыло постройки подпирало отвесную известняковую скалу).

Короче, вид Олегу Андреевичу предстал тошнотворно-сногсшибательный. Но весёленький. И так приподнятое настроение нашего кассира совсем не ухудшилось, когда его «волге» нашлось место на отапливаемой подземной парковке. Сервис, бляха-муха!

Номер, прекрасный полулюкс с ванной в мраморе, баром-холодильником и плоским, словно шутки по нему транслируемые, телевизором. Кормёжка в столовой комплексная, но видали б вы те комплексы! Иной провинциальный ресторан позавидует. А ещё – бассейн, сауна, ванны грязевые и ванны минеральные, массаж, душ Шарко, тир, бильярд, боулинг, теннис большой и теннис настольный, лыжи, снегоходы… Трёх недель мало, чтоб всё перепробовать, испытать все возможные и невозможные прелести постсоветского потребительского рая. Ай, спасибо Виктория Павловна! Не такая уж ты и тварь оказывается. И вы, уважаемый Григорий Сергеевич, хоть и козёл редкостный, но порой об этом забываете…

Первую неделю своего неожиданного отпуска Бердялин спал как убитый. Напрочь забыл о мучивших его нехороших мыслях, а вместе с ними и о проклятой бессоннице. Ещё бы! За день уставал так, что сил оставалось разве что посмотреть по телевизору очередную биатлонную гонку (норвежскому «однофамильцу» Бьёрндалену, за которого неизменно болел Олег Андреевич, в этом сезоне, впрочем, как и во всех минувших, несказанно фартило) да перелезть из глубокого, словно Марианская впадина, кресла в широченную, как былинные просторы, кровать. Утро – бассейн, после завтрака ванны и массаж, обед, часок на пищеварение, потом тир, лыжи, после ужина полюбившийся боулинг. Очень нравились тёплые камни, что обаятельная медсестра Варя, хоть и немолодая уже – бердялинская, наверное, ровесница – раскладывала своими нежными пальчиками по искривлённому годами сидячей работы позвоночнику. Не жизнь – волшебная сказка!

Бердялин балдел. Дней семь или восемь. А потом случайно встретил его. «Настоящего мужика» Леонтия. И ледяная глыба ненависти снова обвалилась на его казалось бы оттаявшее сердце.

Леонтий приехал в «Белые пещеры» с бригадой шабашников перекрывать крышу над бассейном. И надо ж было такому случиться, чтобы столик, за которым откушивал изысканные комплексные яства Олег Андреевич, оказался по соседству со столиком ненавистного врага. За ужином, естественно, взгляды их пересеклись.

Бердялин, будучи человеком интеллигентным до мозга костей, не стал отворачиваться от ядовитого прищура неприятеля, наоборот, легонько кивнул тому в знак приветствия. И немедленно получил в ответ:

– Чё, тряпка дешёвая, нервозы лечишь? Давай-давай, правь здоровьишко. Хотя… оно теперь тебе без надобности. Пиписька-то уж три года как работает только на сортир. А без пиписьки на хрен такая жизнь, а?!

И даже не эти слова были самыми обидными, и не гогот троих шабашников, леонтьевских дружков с такими же звериными, как у «настоящего мужика», мордами, а то, что всё это безобразие видели отдыхающие, которые разом заулыбались и с любопытством уставились на Бердялина. Во всяком случае, так Олегу Андреевичу показалось. Ответив обидчику что-то типа: «да вы, сударь, хам!», он лишь вызвал новый приступ хохота и вынужден был из столовой ретироваться. Ладно, перекусить успел.

Естественно, ни в какой кегельбан Бердялин из столовой не пошёл. Вернулся в поганом настроении в номер, включил телевизор, пощёлкав пультом, нашёл какой-то второсортный боевик и, достав из бара бутылку водки, уселся в кресло.

Он пил белую прямо из горла, не закусывая, почти не пьянея и ничего не чувствуя, кроме ярости, что вздымалась в его израненной душе подобно девятому валу. Толстый китаец из телевизора метелил обрезком трубы какого-то тощего прощелыгу, который в наивной надежде на помилование тянул к нему свои окровавленные руки с изломанными пальцами, отчего изверг лишь сильнее свирепел. Бердялин, отхлебывая из бутылки, представлял себя на месте экзекутура, уложившего на грязный пол киногаража мерзкого Леонтия. Тот орал благим матом, умоляя прекратить, испуганно извинялся, по обезображенной харе его текли жалкие слёзы вперемешку с соплями и кровью. Но Олегу Андреевичу было не до прощений. Он поднимал руку с зажатой в неё трубой и опускал на тело несчастного урки, поднимал и опускал, поднимал и опускал… поднимал и опускал…

Фильм давно кончился. Водка тоже. Воображаемый Леонтий, забитый насмерть, валялся в луже собственных телесных жидкостей на заплёванном бетонном полу.

В дверь постучали.

Олег Андреевич, бросив опустевшую бутылку под тумбочку, с трудом поднялся на затекшие ноги и по стенке двинулся в тамбур. Отперев замок, он широко распахнул дверь. На пороге стоял директор профилактория. Глядя своими искрящимися лицемерной радостью глазами в мутные бердялинские, он громко и отчётливо произнёс:

– Олег Андреевич, дорогой мой, я только что узнал об ужасном происшествии, приключившемся в столовой. Прошу вас, простите нас, пожалуйста, за недогляд. Рабочие больше не будут питаться в общем зале. Мы подумали хорошенько и решили ограничить их передвижение по территории нашего пансионата. Надеюсь на вашу порядочность. Вы ж не станете поднимать скандал? А мы со своей стороны…

– Всё нормально, – резко перебил его Бердялин, – можете ни о чём не беспокоиться. Никаких мер я принимать не собираюсь!

Олег Андреевич захлопнул дверь, из-за которой прозвучало жизнерадостное:

– Спасибо!

– Не за что, – зловеще прошептал Бердялин своему отражению в зеркале и, пройдя в комнату, достал из бара второй пузырь, с которым вновь плюхнулся в кресло.

По спортивному каналу показывали биатлон. Гонку преследования. В жёлтой майке лидера летел к очередному огневому рубежу «великий и ужасный» Оле Айнер. Трибуны неистовствовали, хором выкрикивая имя своего героя:

– Бьёрн-да-лен!.. Бьёрн-да-лен!.. Бер-дя-лин!.. Бер-дя-лин… Бер-дя-а-а-а-а…

Бердялин проснулся затемно. Часы в сотовом показали 02:44. Притихший телевизор светился синим. Башка раскалывалась.

С трудом высвободившись из навязчивых объятий кресла, Олег Андреевич, пошатываясь, прошёл в туалет, где битый час вызывал в фаянсовый рупор неведомого и загадочного ихтиандра. Освободив организм от не до конца переваренного ужина и лишней желчи, он вернулся в комнату и повалился на кровать.