Книга Башня Зеленого Ангела. Том 1 - Тэд Уильямс

братья. И лишь в одном я с вами не согласен. — Он слегка повернулся, обращаясь ко всем, кто находился в шатре: — Мы идем в Наббан. И наши глашатаи должны кричать: «Камарис вернулся! Сэр Камарис вернулся, чтобы вести наш народ!» — Принц снова засмеялся. — И с ним Джошуа.

Камарис слегка нахмурился, словно слова принца его смутили.

Изгримнур кивнул.

— Камарис прав, — сказал он. — Спешить нужно с достоинством.

— Но достоинство не позволяет нам грабить населенные земли, — сказал Джошуа. — Так нельзя завоевать сердца людей.

Изгримнур пожал плечами; он вновь считал, что принц слишком все усложняет.

— Наши люди голодают, Джошуа. Их прогнали с земель, некоторые жили под открытым небом почти два года. Когда мы доберемся до Наббана, как ты их остановишь, когда они будут брать еду, растущую на полях, или пасущихся в горах овец?

Принц прищурился, устало глядя на карту.

— У меня больше нет ответов. Мы сделаем все, что в наших силах, и пусть Господь нас благословит.

— Пусть Бог проявит к нам милосердие, — пустым голосом поправил его Камарис.

Старик продолжал смотреть на поднимавшийся вверх дым.

Наступила ночь. Слуги Королевы норнов сидели в роще, над долиной. Снизу поднималась музыка реки, приглушенная и хрупкая. Они не стали разводить костер, но сине-белый камень, лежавший между ними, испускал слабое сияние, лишь немногим более яркое, чем свет луны. Его лазурные отблески раскрасили удлиненные лица, слуги Утук’ку негромко разговаривали на шипящем языке Стормспайка.

— Сегодня ночью? — спросил тот, что носил имя Рожденный-Под-Камнем-Зааиты.

Вейн-Серебряный-Огонь сделала отрицательный жест пальцем, потом положила руку на голубой камень и долго ее не убирала, сидя в неподвижности молчания. Наконец она глубоко выдохнула.

— Завтра, когда Межумейра спрячется за облаками. Сегодня ночью, в новом месте, смертные будут бдительны. Завтра. — Она со значением посмотрела на Рожденного-Под-Камнем-Зааиты.

Он был самым молодым и прежде никогда не покидал глубоких пещер под Наккигой. Она видела по напряжению в его длинных тонких пальцах и сиянию пурпурных глаз, что он испытывает тревогу. Однако его отвага не вызывала сомнений. Каждый, кто прошел бесконечное ученичество в Пещере Разрыва, ничего не боится, кроме неудовольствия госпожи в серебряной маске. Однако излишнее рвение столь же вредно, как трусость.

— Взгляни на них, — сказала Призванная Голосами. Она с интересом смотрела на человеческие фигуры в лагере под ними. — Они подобны скальным червям, постоянно извиваются и корчатся.

— Если бы твоя жизнь продолжалась всего несколько сезонов, — ответила Вейн Серебряный Огонь, — возможно, ты бы тоже чувствовала, что нельзя останавливаться. — Она смотрела на мерцавшее созвездие огней. — Однако ты права — они похожи на скальных червей. — На мгновение линия ее рта отвердела. — Они копают, едят и гадят. И теперь мы сможем с ними покончить.

— При помощи одной только вещи? — спросила Призванная Голосами.

Вейн-Серебряный-Огонь посмотрела на нее, и ее лицо стало холодным и жестким, точно слоновая кость.

— Ты сомневаешься? — спросила она.

Прошло несколько мгновений напряженного молчания, прежде чем Призванная Голосами оскалила зубы.

— Я стремлюсь лишь к тому, чтобы исполнять Ее желания. И поступаю так, чтобы служить Ей наилучшим образом.

Рожденный-Под-Камнем-Зааиты издал музыкальный звук удовольствия, и сияние луны отразилось могильным светом в его глазах.

— Она хочет смерти… особенной смерти, — сказал он. — И это будет наш дар Ей.

— Да. — Вейн Серебряный Огонь подняла камень и положила его внутрь черной, точно вороново крыло, рубашки, рядом с холодной кожей. — Дар Когтей. Завтра ночью мы Ей его преподнесем.

Они замолчали и до конца долгой ночи больше ни о чем не говорили.

— Ты по-прежнему слишком много о себе думаешь, Сеоман. — Адиту наклонилась вперед и переместила гладко отполированные камни на полумесяц, который охватывал Серое побережье. Камни для игры в шент тускло поблескивали в свете одной из хрустальных сфер Адиту, стоявшей на резной деревянной треноге. Приглушенные лучи полуденного солнца проникали через вход в палатку Саймона.

— Ты о чем? Я не понимаю, — признался он.

Адиту перевела взгляд от доски на Саймона, и в ее глазах появилось глубоко спрятанное веселье.

— Ты слишком погружен в себя, вот что я имела в виду. Ты не думаешь о том, что занимает твоего противника. В шент играют двое.

— Мне достаточно трудно помнить все правила, а еще я пытаюсь думать, — пожаловался Саймон. — Кроме того, как я могу знать, о чем ты размышляешь во время игры!

Казалось, Адиту уже собралась сделать очередное ядовитое замечание, но промолчала, лишь ее ладонь повисла над камнями.

— Ты расстроен, Сеоман. Я вижу это по твоим ходам — ты уже достаточно хорошо играешь, чтобы твое настроение влияло на Дом Шента.

Она не стала спрашивать, что его тревожит. Саймон думал, что, даже если ее партнер появится без ноги, Адиту или любой другой ситхи подождет два или три сезона, прежде чем спросит, что случилось. Эта черта ситхи его раздражала, но льстила похвала умения игры в шент — хотя Адиту, наверное, имела в виду «хорошо для смертного», а так как он являлся единственным смертным, с которым она когда-либо играла в шент, комплимент был не самым лучшим.

— Я не расстроен. — Он бросил мрачный взгляд на доску для шента. — Ну, быть может, немного. Но ты не можешь мне помочь.

Адиту ничего не ответила, но откинулась назад на локти, странным образом вытянула длинную шею и тряхнула головой. Бледные волосы выскользнули из-под заколки и разлетелись по плечам, точно туман, а одна тонкая прядь свернулась возле ее уха.

— Я не понимаю женщин, — неожиданно заявил он и поджал губы, словно ждал, что Адиту ему возразит. Очевидно, она была с ним согласна, потому что промолчала. — Я их просто не понимаю.

— Что ты имеешь в виду, Сеоман? Конечно, тебе доступны некоторые вещи. Я часто говорю, что не понимаю смертных, но знаю, как они выглядят и сколько живут, и владею несколькими их языками.

Саймон бросил на нее раздраженный взгляд, решив, что она снова с ним играет.

— Ну, я не обо всех женщинах на свете, — неохотно признался он. — Я не понимаю Мириамель. Принцессу.

— Худенькую, с золотыми волосами?

Она с ним играла.

— Ну, можно и так сказать, — ответил Саймон. — Но я вижу, что глупо говорить о ней с тобой.

Адиту наклонилась вперед и коснулась его руки.

— Я сожалею, Сеоман. Я тебя рассердила. Расскажи, что тебя тревожит, если хочешь. Быть может, от разговора со мной тебе станет легче, хотя я совсем мало знаю про смертных.

Он пожал плечами, уже жалея, что завел разговор.

— Я даже не знаю. Иногда