Книга Черный фотограф - Светлана Успенская

На следующий день, отдав Владе Петровне свежеотпечатанные фотографии, запечатлевшие идиллическую жизнь профилактория, Леня рванул домой переодеваться. Он отгладил свой единственный серый костюм, еле нашел затерявщийся в хроническом беспорядке галстук и даже нацепил на нос темные очки, хотя они довольно дико смотрелись в серый пасмурный денек. Серия снимков была уже аккуратно запечатана в большой конверт, негативы вырезаны и сложены в конверт поменьше.

Через час он уже звонил в дверь знакомого офиса. «Мерседес» с шофером стоял на своем посту, Леня старался не попадаться шоферу на глаза, опасаясь ненужных вопросов и подозрений.

Дверь отворилась. Оттуда выглянул дюжий охранник.

— Вы к кому? — спросил он, напрягая под пиджаком выпуклый бицепс.

— Директор у себя? — деловито осведомился Леня, пытаясь пролезть в узкую щель, образовавшуюся между плечом охранника и косяком.

— Фамилия? — Щель мгновенно сузилась, лезть на рожон было неумно.

— Соколовский.

— Вас нет в списках записанных на прием. Дверь захлопнулась перед самым носом. Пришлось звонить еще раз.

— Ну? — спросил охранник.

— Мне нужен директор по важному делу.

— Запись по телефону у секретаря.

Леня записал телефон секретаря. Все это ему очень не нравилось, поскольку усложняло процесс личного контакта. Кроме того, встречаться в офисе, полном послушных мордоворотов, опасно — лучше всего это было бы сделать на нейтральной территории. Но ловить недоступного маньяка на Тверском бульваре, высиживать неделями, ожидая его появления, — очень уж было тошно. Тем более что, терзаемый подозрениями, он там мог больше и не появиться. Выслеживать около дома неудобно, да и опасно, ведь его постоянно сопровождает телохранитель.

Нужно было все организовать так, чтобы клиент сам заинтересовался контактом. Поэтому Леня написал записку, в которой предлагал встретиться в метро, и вложил в конверт одну из приготовленных фотографий. По телефону он узнал у вышколенной секретарши, что преследуемого им человека зовут Сергей Павлович Кожевников и что корреспонденцию для него лично можно направить по адресу фирмы или, если что-нибудь срочное, передать охраннику.

Так Леня и сделал. Он вручил охраннику конверт с пометкой «лично в руки» и с легкой душой вернулся домой, слегка огорчаясь тем, что зря так тщательно экипировался — гладил костюм, искал галстук…

Два дня прошли в томлении и беспокойстве. То казалось, что конверт вскроет любопытная секретарша и предаст дело огласке, а рассерженный господин Кожевников откажется от встречи. То вдруг обуревали сомнения: действительно ли тот мужчина с бульвара — директор фирмы? Вдруг он всего-навсего рядовой сотрудник или заместитель директора, и тогда снова все станет на свои места и почти месяц «работы» накроется медным тазом. То вдруг лезли в голову мысли о том, что его самого могут выследить и он из преследователя превратится в преследуемого, который будет затравленно молить могущественного инквизитора о помиловании.

Наконец два дня истекли. Побледневший от волнения, но полный решимости шантажист сидел на скамеечке в метро около остановки первого вагона.

«Если он будет не один, — решил Леня, — сажусь в первый попавшийся поезд и уезжаю, и черт с ним! Не хочется рисковать шкурой».

Поезда подлетали, останавливались как вкопанные, из них выливалась многоликая человеческая масса, постепенно рассасывалась, и последний вагон с визгом и скрежетом скрывался в черном провале туннеля. Здесь жизнь пульсировала и била ключом, подчиненная строгому ритму. После очередного поезда на опустевшем перроне Леня увидел знакомую фигуру, растерянно озирающуюся по сторонам. Кожевников был явно один, без охраны. По его виду можно было понять, что он растерян, испуган, угнетен.

Подождав еще пару минут, дабы окончательно увериться в том, что они одни, без свидетелей и сопровождающих лиц, Леня опустил голову и надел темные очки, чтобы чувствовать себя спокойнее.

— Добрый вечер, я рад, что вы согласились на встречу, — севшим от волнения голосом сказал он за спиной мужчины.

Тот вздрогнул и затравленно оглянулся.

— Я принес то, что вы просили, давайте куда-нибудь отойдем. Здесь неудобно, — произнес он.

Они молча поднялись по эскалатору, причем Леня почему-то не чувствовал себя хозяином положения, ему было немного неловко, азарт погони прошел, жертва билась в силках. Осталось только одно — получить деньги, но эта цель была куда менее привлекательна, чем весь процесс поиска и выслеживания. Дичь была готова, полита соусом, подана на красивом блюде и украшена по всем правилам кулинарного искусства. Но ее не хотелось есть. Есть ее было скучно и стыдно.

Мужчины вышли из метро, прошли в ближайший сквер и сели на занесенную мокрым снегом скамейку. Леня достал толстый пакет с фотографиями и маленький — с негативами и положил их на колени. Кожевников достал конверт с деньгами и вручил своему преследователю.

— Сколько? — спросил Леня.

— Как вы писали, три тысячи долларов, — с тревогой в голосе ответил Кожевников. — Можете пересчитать.

Леня открыл конверт и веером развернул тонкую пачку стодолларовых бумажек, но пересчитывать не стал и сунул их в карман.

— Можно посмотреть? — Кожевников нерешительно протянул руку к фотографиям.

— Смотрите, — любезно согласился шантажист. — В этом негативы, а здесь снимки.

Мужчина быстро просмотрел снимки и спросил сдавленным голосом:

— Можно, я вас спрошу? — И, не дожидаясь согласия, продолжил: — Как вы обо мне узнали?

Леня задумался ненадолго, а потом ответил:

— Сказать вам это я не могу, профессиональная тайна. Но могу обещать, что больше вы меня не увидите и не услышите.

— Понятно, — согласился мужчина. — Я могу идти?

— Пожалуйста, — пожал плечами Леня.

Мужчина встал, спрятал фотографии во внутренний карман пиджака и неожиданно произнес:

— Я вас узнал, вы тот, кого я принял тогда за голубого…

Он, сутулясь, отчего стал казаться еще меньше — черное пятно на белом снегу, — побрел прочь. Леня еще сидел какое-то время на скамейке, наблюдая парение ворон над золотыми главами замоскворецких церквей. Ему стало вдруг как-то скучно и пусто. Он не ощущал радости и эйфории, сопровождавших его первый удачный опыт. Была секунда, когда ему вдруг захотелось кинуться вслед за черной фигурой, попросить извинения, вернуть деньги и сделать еще что-нибудь столь же добропорядочное.

Но секунда прошла, Кожевников ушел. Леня встал со скамейки, отряхнул снег и, вдыхая холодный ветер с Москвы-реки, медленно пошел вдоль улицы, ощущая внутри странную пустоту.

10

Торжественно одетый Леня нерешительно стоял в подъезде, держа в руках огромный букет багрово-алых роз. Отступать было некуда. Через десять минут он уже сидел на крошечной кухне с чашечкой дымящегося кофе в руке и знакомился с мамой Елены. Щелкнул входной замок, и наконец появилась она сама с искрящимися снежинками в волосах, постепенно превратившимися в мелкие капли воды. Она вошла, стройная и легкая, ее янтарные глаза удивленно теплели под выгнутыми дутой бровями. Ничего и не надо было говорить. Все было сказано взглядами, в один короткий, все решающий миг.