Книга Бессмертные - Клаудия Грэй

— Никаких укусов, — повторил я еле слышно. —Мы же договорились.

— Договорились, — ответил Майкл словно издалека,может, с Марса. Его глаза светились, как огни маяка, и я чувствовал, что каждаямышца в его теле дрожит. — Советую обработать этот порез. Он плоховыглядит.

Он отпустил меня и направился к двери. Видно было, что унего сейчас вполовину меньше сил, чем обычно у вампира. Папа запретил Джеромунападать на меня, но на Майкла запрет не распространялся, однако это был бынечестный бой.

— Майкл, — заговорил я, занимая позицию рядом сним, спиной к стене. — Идем вместе, прямо к окну. Ты выбираешься наружу, ноне ждешь меня. Солнце наверняка уже село, так что ты сможешь добраться домашины. — Я намотал на руку кусок серебряной цепи. — И не затевайникаких споров.

Он посмотрел на меня с таким видом, словно хотел сказать:«Шутишь?» — но кивнул.

Вместе мы быстрым шагом двинулись через комнату. Джеромподался к нам, но я преградил ему дорогу и прямо с плеча врезал в зубы,посеребренная цепь усилила удар.

Я хотел лишь оттолкнуть его, но Джером взвыл, пошатнулся ивытянул руки, не подпуская меня к себе. Будто внезапно время пошло вспять и мыснова оказались в младших классах средней школы: он — самый известный школьныйзабияка, а я, в конце концов достаточно выросший и накачавший мышцы, чтобыоказать ему достойное сопротивление. Сейчас Джером сделал тот же самый девчоночийжест, как и в первый раз, когда я дал ему сдачи.

Это сбило меня с толку.

Выпущенная из дальнего угла комнаты арбалетная стрела сосвистом пролетела над самой моей головой и завибрировала, вонзившись вдеревянную стену.

— Ни с места! — хрипло приказал папа.

Он стоял на коленях, но был очень, очень зол. И ужеперезарядил арбалет, так что следующий выстрел не был бы предупреждающим.

— Вылезай! — закричал я Майклу.

И если до сих пор он думал, что это очередная реконструкцияперестрелки в О. К. Коррале,[3] то в конце концов до него дошло.Вместе с градом осколков он выпрыгнул из ближайшего окна и бросился бежать. Ябыл прав: солнце село или почти село, так что не могло причинить ему серьезноговреда.

Домчавшись до машины, он открыл дверцу со стороны водителя,забрался внутрь и включил двигатель.

— Шейн! Давай!

— Секундочку! — прокричал я в ответ. Я смотрел наотца, на его движущуюся татуировку. Арбалет был нацелен прямо мне в грудь.Одной рукой я вращал лом, другой серебряную цепь. — Ну, твой ход, папа.Что теперь? Ты хочешь, чтобы я сцепился с мертвым Джеромом? Это сделает тебясчастливым?

Но папа смотрел не на меня, а на Джерома, съежившегося вуглу. Я причинил ему серьезный вред — то ли силой удара, то ли серебром.Половина лица выглядела обожженной и словно бы разлагалась на глазах, а мертвецзахлебывался рыданиями.

Отец одарил его взглядом, который я столько раз ловил насебе, что не мог не узнать. Обманутые надежды — вот что он выражал.

— Мой сын, — с отвращением произнес отец. — Тыгубишь все.

— Полагаю, Джером больше твой сын, чем я.

Ровным шагом я направился к двери, не желая доставить емуудовольствие зрелищем моего бегства.

Я знал, что в его руках заряженный арбалет.

Я знал, что он целится мне в спину.

Спусковой крючок щелкнул, стрела со свистом рассекла воздух.Испугаться у меня не хватило времени, я лишь — как и отец — испытал горечьобманутых надежд.

Вот только стрела не вонзилась в меня. И не потому, что отецпромахнулся.

Уже в двери я повернулся и увидел, что он вогнал стрелу ссеребряным наконечником в череп Джерома. Тот без единого звука сполз на пол.Теперь уже окончательно мертвый. Слава богу.

Книга «Волшебник из страны Оз» упала обложкой вниз и теперьлежала рядом с его рукой.

— Сын. — Отец отложил арбалет в сторону. —Пожалуйста, не уходи. Ты мне нужен. На самом деле.

Я покачал головой.

— Эта штука… она продержится еще несколько дней, —продолжал он. — Татуировка. Она уже исчезает. Время истекает, Шейн. Мыдолжны действовать немедленно.

— Ну, значит, тебе не повезло.

Он снова схватил арбалет.

Я метнулся вправо, в прихожую, перепрыгнул обломки кушетки иприземлился на растрескавшемся, неровном полу кухни. Там пахло грязью ихимикатами, на стойке виднелся аквариум, полный мутной жидкости, а рядом с нимавтомобильный аккумулятор — что-то вроде набора для серебрения цепей в домашнихусловиях.

Еще здесь имелся холодильник, допотопный, годов пятидесятых,грохочущий и гудящий.

Я открыл его.

Папа собирал кровь Майкла в бутылки — старые, грязныемолочные бутылки, которые выуживал из груды мусора в углу. Я схватил все пятьбутылок и одну за другой начал швырять в окно, целясь в большой валун рядом сдеревом.

Бах! Бах! Бах! Бах…

— Прекрати! — со злостью крикнул папа. Боковымзрением я отметил, что он стоит в двери, целясь в меня из арбалета. — Яубью тебя, Шейн! Клянусь, я сделаю это.

— Правда? Хорошо, что ты успел вытатуировать меня нагруди вместе с остальными умершими членами нашей семьи.

Я закинул руку для очередного броска.

— Я могу вернуть к жизни твою мать! — выпалилпапа. — Может, даже твою сестру. Не делай этого.

О господи! В глазах у меня на мгновенье потемнело.

— Бросив эту бутылку, — теперь он почтишептал, — ты лишишь их последнего шанса вернуться к жизни.

Мне вспомнился Джером — его обвисшие мышцы, шероховатаякожа, страдание и ужас в глазах. «Ты хочешь оставаться здесь?» — спросил его я.«Нет. Это причиняет боль», — ответил он.

Я метнул последнюю бутылку с кровью Майкла; она попала точнов цель и разбилась, обдав валун красными брызгами.

Может, он и в самом деле собирался убить меня. Но,вслушиваясь, я так и не дождался щелчка пускового крючка.

— Я сражаюсь за благо человечества, — провозгласилон.

Это был его последний, самый веский аргумент. Прежде онвсегда на меня действовал.

Повернувшись, я посмотрел папе прямо в лицо.

— Думаю, в тебе уже ничего человеческого не осталось.

Я прошел мимо него, и он не остановил меня.

Майкл вел машину как сумасшедший, и мы мчались к выезду наавтостраду, вздымая клубы пыли, наверно, в милю высотой. Он снова и сноваспрашивал меня, как я себя чувствую, но я не отвечал, а просто глядел в окно наяркий закат и одинокий полуразвалившийся дом, исчезающий вдали.