Книга Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Екатерина Вильмонт

– По-другому? А каким же вы меня себе представляли?Старым и немощным?

– Нет, но… Простите, сколько же вам лет? Мужчинам можнозадавать такие вопросы.

– Мне? Двадцать восемь.

– И это ваш первый литературный опыт?

– Да. То есть я писал какие-то пустячки еще в школе, ноэто не в счет. А тут попал в аварию, пришлось полежать в больнице, и, чтобы неспятить, решил попробовать… Вам правда понравилось?

– Правда, – совершенно искренне ответила Тата.

– Наталия Павловна, я понимаю, что такой букет незаслуживает внимания, но все-таки лучше его поставить в воду.

– Ох да, простите! Должна признаться, что обожаюфиалки, я просто немного растерялась от вашей молодости…

– Тата, я поставлю цветы, – вызвалась Рина идостала из шкафа большую рюмку. Забрав букетик, она вышла.

– Знаете, я рад, что это вы мой редактор, –каким-то интимным шепотом проговорил Гущин и пристально посмотрел Тате в глаза.

Она смутилась. Он что, решил меня кадрить?

Тата сняла трубку внутреннего телефона:

– Олег Степанович, тут пришел Гущин…

– Наталья, минут через десять приводи его, у меня люди.

– Хорошо… Павел Арсеньевич, придется немного подождать,главный сейчас занят.

– Подожду! Даже с удовольствием.

– Извините мое любопытство, а вы кто по профессии?

– Я? Врач. Врач-гематолог.

– О! Врачи – самая, наверное перспективная профессиядля писателя. Чехов, Булгаков, Вересаев…

– Ну я не претендую, – радостно потупилсяГущин. – Наталия Павловна, я человек неопытный в издательских делах… Немогли бы вы мне хоть намекнуть, как все теперь будет происходить?

– Побеседуете с главным редактором, если договоритесь,то подпишете договор. Через две недели получите деньги.

– Я не про деньги…

– А, вас интересует процесс?

– Именно.

– Ну что ж… Как только договор будет заключен, книгапойдет в работу. Я еще раз ее прочту, что называется с карандашиком, но вы небойтесь, я там ничего корежить не собираюсь, надо будет кое-где убрать повторы,паразитические рифмы…

– Рифмы? Но это же не стихи, – растеряннопробормотал Гущин.

– Конечно, – улыбнулась Тата. – Я имела ввиду, что иногда бывают фразы типа «Нет, – ответил дед».

– А, ясно, – кивнул Гущин.

– Одновременно вашу книгу будет читать художник.Кстати, у вас есть дискета?

– Дискета? Нет.

– Но у вас же компьютерный набор.

– Ну да. В принципе дискету я могу хоть завтрапринести. Я просто не знал…

– Прекрасно.

Зазвонил внутренний телефон.

– Наталья, запускай Гущина! – распорядился главныйредактор.

– Павел Арсеньевич, идите в соседний кабинет, ОлегСтепанович вас ждет.

– А вы разве не со мной?

– Да нет, вы и без меня справитесь.

– Ну я пока не прощаюсь.

– Счастливо вам.

Он ушел.

– Татка, ты про этого Гущина спрашивала? Красавчик,просто киногерой. И неужели талантливый?

– Очень.

– Бывает же… Он, наверное, шизофреник.

– Почему?

– Понятия не имею, просто он как-то не похож написателя.

– Сказать по правде, я его совсем другим себепредставляла, – призналась Тата.

– Постарше, поуродливее?

– Точно. Мне очень хотелось с ним работать, а сейчас…

– Расхотелось?

– Ну не то чтобы расхотелось, но…

– Энтузиазма не ощущается, да?

– Именно.

– Странно.

– Мне самой странно.

– А вообще-то случается, что молодые хорошо пишут. ВонТомас Манн «Будденброков» в двадцать четыре года написал, а непохоже… такаякнига, кажется, ее мог создать только умудренный жизнью, пожилой человек.

– Ну на Томаса Манна Гущин все-таки не тянет, –усмехнулась Тата.

Прошло, наверное, не меньше получаса, прежде чем Гущинпоявился вновь. Вид у него был не такой победительный. Ага, подумала Тата,видно, Олег не слишком-то расщедрился.

– Ну как? – спросила она. – Все обсудили?

– В общем, да. Хотя я не думал, что за книги такиегроши платят.

– Да, в наше время быть писателем совсем невыгодно, – сочувственно заметила Рина.

– Но вы подписали договор? – осведомилась Тата.

– Нет пока, я взял проект договора с собой, хочупоказать понимающим людям, а то обштопаете меня, обдерете как липку! – Онвесело подмигнул Тате.

– Но ведь договор – коммерческая тайна!

– Ну о цифрах там пока ничего не говорится! Только овсяких закавыках, в которых я несилен!

– Ну что ж, желаю удачи.

– А удачу я, похоже, уже поймал за хвост! –проникновенно глядя в глаза Тате, произнес он. – Всего доброго, НаталияПавловна.

У Таты как-то неприятно заныло сердце.

– Слушай, Татка, а он, по-моему, к тебе клеится, –заметила Рина, едва за Гущиным закрылась дверь. – Имеешь шанс!

– Да ты что, он же мне в сыновья годится!

– Ну если только родить в одиннадцать лет. Хотя бываети такое! Но я бы на твоем месте не упустила своего. Думаю, он классныйлюбовник.

– Рина, ты рехнулась, что ли?

– Почему? Ты слишком добродетельная, Татка! Тебя давнопора развратить!

– Слушай, мы здесь уже все говорим какими-то цитатами…Меня, кстати, Илья в этом много раз упрекал.

– А показаться бы тебе с таким парнем Илюше на глаза,лопнул бы с досады!

– Мне он не нравится.

– Кто, Илья? – фыркнула Рина.

– Да нет, Гущин. Какая-то в нем червоточина. Ячувствую.

– Говорю же, шизофреник! Но это неважно, если от негоне рожать. А в постели, я думаю, он хорош…

– Займись, разрешаю!

– Да я-то тут при чем? Он тебе глазки строил.

…Когда вечером Тата вышла из издательства, ее окликнул изсвоей машины Олег Степанович:

– Наталья! Садись, подвезу!

– Спасибо, Олег. – Она была очень удивлена. Видно,ему совсем плохо.