Книга Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

Теперь всегда будет так. Я смогу заниматься сексом со всеми девушками, никто не будет мне отказывать. Никто не будет говорить, что у нее натирает, никто не будет запрещать мне запихивать палец в жопу, ни одна не позволит себе брать у меня в рот лишь на полшишки. Напихивать с размаху, теперь все будет только так.

Все-таки это было слишком неудобно. Мы разъединились и снова принялись за бухло. Я закурил и сказал:

— Поехали к тебе.

Маша немного подумала и согласилась. Мы поймали машину.

Потом очень долго барахтались на диване, я обливался потом, но должен был кончить. Вроде бы чувствовал приближение, ускорялся, но в нужный момент, доставая член, чтобы обтрухать ей живот, как будто терял где-то заряд. Тогда Маша разрешила кончить в нее, потому что это был для нее вроде как неопасный день. И тогда у меня получилось. С сегодняшнего дня я решил больше не бояться венерических заболеваний, какая разница, если скоро все закончится.

Я поцеловал Машу и спросил:

— Тебе понравилось?

— Да, понравилось.

Больше я не знал, что спросить. Окно было распахнуто, и автобусы, трамваи, машины свободно разъезжали у меня в башке.

— А скоро придет аптекарь? — спросил я, как будто теперь проснувшись.

— Нет, думаю, еще есть время.

Я надел штаны и футболку, еще раз поцеловал Машу и вышел в ванную. Я мыл член и смотрел на себя в зеркало. И немного всплакнул, стоя так, со спущенными штанами, как плакали, возможно, подмываясь, миллионы шлюх в тысячах борделей. Надел штаны, не вытираясь, чтоб было похоже, что я слегка обоссался. Когда вышел, на меня с любопытством смотрела вторая — та, которую еще не видел, — соседка из кухни. Я не стал ее приветствовать, просто прошел в комнату. Если бы потолка не было, небо бы обрушилось на меня, это как пить дать. Маша уже немного прибрала себя и комнату.

— Я пойду, — сказал я нерешительно.

Она открыла дверь, поцеловала меня не взасос, и я вышел в подъезд. Она закрыла дверь. Я вспомнил, что так и не спросил у нее мнения по поводу моего романа. Это, конечно, не имеет значения, но Маша читала книги на русском, английском и французском, и поэтому я как-то подсознательно был уверен, что она очень умная, и хотелось бы знать ее мнение. Иди к черту со своей писаниной.

В маршрутке я включил телефон. «Можно я приеду к тебе?» — пришло только такое сообщение. Я не знал, что написать в ответ, и пока я думал, телефон зазвонил. Но это была не Сигита, а Валера.

— Да, дорогой? — спросил я.

— Приезжай сегодня ко мне на Энгельса! — сказал он, как говорится, тоном, не терпящим возражений. Меня застал врасплох вихрь его жизненной энергии. Внезапно — посреди пустыни.

Волосатая рука, спасающая утопающего.

— Когда?

— Да прямо сейчас и приезжай.

Хорошо, подумал я. Сегодня я переночую у Валеры, завтра у Сжигателя. А в понедельник уже приедет Сперанский. Или же я поеду на залив работать.

— Ладно, буду где-то через час, — сказал я Валере.

Я не смог придумать ничего лучше, чем ответить Сигите: «Ne priezzhaj. Poyavilas’ drugaya devochka». Отключил телефон и вышел из маршрутки. Пересчитал деньги: оставалось еще около трех тысяч на кураж.

Я воткнул наушники в голову и включил плеер в режиме shuffle. Выпало нечто подходящее моему настроению, кажется, это были 65daysofstatic. Окружающий мир с грохотом навалился на меня со всех сторон, раздавил хрупкое стекло капсулы, и дождевая вода вперемешку с осколками и пылью хлынула вовнутрь. Музыка и одиночество ненавязчиво размазывали по улице, пока течение сносило в сторону метро. 

Первый покойник 

Я лежал в позе зародыша на подушках от дивана. Понимал на ощупь, что это подушки от дивана и в то же время не понимал. Старался занимать как можно меньше места, сгруппироваться на средней подушке — первая с последней неизбежно расплывались в противоположные стороны, я это чувствовал — и отчего-то боялся соскользнуть с айсберга и соприкоснуться с полом. Глаза я не открывал и не предпринимал попыток укрыть свои ноги, которые обмывало волнами и обдувало ветерком из открытой форточки. Плюс было чувство, что меня немного укачало — это от беспорядочного болезненного сна, — и я правда почти был уверен, что плыву на осколке льдины.

— Жука!

Я понял, обращаются ко мне, и сгруппировался, как перед ударом, но глаза пока не открыл. Сначала нужно было понять, где я и кто это говорит.

— Ты же не спишь. Вставай!

Я понял, что это голос Насти Матвеевой. Но я подождал, пока она опять произнесет мое прозвище. Хотел быть уверенным на сто процентов, что это именно ее голос.

— Жу-ука, — подманила она в реальность.

Сначала я увидел ножки ее кровати, потом саму кровать и постель, разгибаясь, скинул покрывало, увидел ковер на стене, оборачиваясь — письменный стол, занавески на окнах. Вдруг что-то нежное: это комната Насти Матвеевой, единственной симпатичной девочки в моем классе. И наконец я увидел саму Настю. Она стояла возле открытой двери в коридор. Была уже одета и накрашена. Я попытался поприветствовать ее, но удалось только прохрипеть:

— Ие-э.

Тогда я протяжно зарычал, чтобы прочистить горло, кашлянул несколько раз, и удалось сказать:

— Можно мне попить?

— Будешь чай?

Я встал посреди комнаты — я был в джинсах и толстовке, но без носков — и посмотрел ей в глаза. Как будто увидел ее в первый раз. Она смотрела на меня спокойно и по-доброму, хотя мы никогда не были друзьями.

— Можно кипяченой воды? — попросил я.

— Пойдем на кухню, — ответила Настя.

Я наклонился, чтобы прибрать подушки.

— Оставь, — сказала Настя.

Но я все равно сложил их стопкой. И надел носки, которые валялись на полу рядом с моей ночлежкой, — зачем-то я стянул их во сне.

В ванной я снял с рук бинты. У меня было ощущение, что я позабыл что-то важное. Кисти были обработаны йодом, царапины не кровоточили, но выглядели внушительно. Глядя на свои руки, не сразу вспомнил, как мы с Мишей вчера выбили все окна в нескольких подъездах. Просто заходили в подъезды и выбивали окошки на площадках между этажами. То есть сперва поднимались на самый верх, а спускаясь вниз разбивали все окошки и шли в следующий подъезд. Тимофей, по-моему, в это