Книга Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

class="p1">Было очень жарко. Я ведь люблю ее. Посмотрите на этого нытика. Я зашел в ближнюю к моему дому парикмахерскую, но там была очередь в десяток рыл.

— А как скоро мне удастся подстричься? — спросил я.

— Тридцать или сорок минут, — сказала администратор, — будете ждать?

— Не буду.

Тогда я решил пройтись по проспекту Ветеранов. Зашел в секонд-хэнд, но там как всегда висело в основном такое барахло, что мне неловко стало даже подходить к шмоткам и разглядывать их. Я знал: если хочешь найти что-нибудь в секонде, надо сначала потрогать все эти бабушкины штанишки и кофточки, потрогать дедушкины треники, и вдруг тебе попадется жемчужина. Но я стеснялся рыться в этом. Я снова вышел на улицу. Было совершенно нечего делать. Было очень жарко и душно, наверное, самый жаркий день за это лето. Мне стало нечем дышать, я шел к магазину очень маленькими шажками. Воздух слишком горячий и влажный, этот день невозможно провести без выпивки. Только когда я жадно выпил полбутылки холодного пива, сосуды мои пришли в норму, стало легче.

2

 Я увидел, что на светофоре стоит маршрутка номер 195. Я вдруг подбежал к ней, махнул рукой и забрался в открывающуюся дверцу. Я расплатился и тогда уже позвонил Маше. В три секунды у меня родился план с ней напиться. Все, что мне нужно было, так это — большая женщина с луженой глоткой и луженой вагиной.

— Можно я приеду к тебе и твоему географу в гости? — спросил я.

— Какой еще географ? — спросила она.

— К тебе и твоему парню. Он же географ.

— Он продавец. А ты что-нибудь купишь?

— Да, я куплю вина, ликера, мартини и еще какого-нибудь дерьма. Я уже подъезжаю.

Она напомнила мне номер квартиры. Я выключил телефон, чтобы Сигита не могла мне позвонить. Плевать, если географа не будет дома — начну домогаться Маши. Я знаком с ней дольше, плевать.

И скоро я приехал на Нарвскую, где она жила. Она мне открыла, я зашел и обнял ее в коридоре. Она хохотнула и провела меня на кухню.

— А где географ?

— Работает. Да почему же он географ?

Я объяснил ей, доставая бутылки из пакета и расставляя их по столу:

— Мне Сперанский сказал, что твой парень раньше был географом и был очень толстым. Что, дескать, ты сама ему присылала фотографии. Там стоял твой парень и весь класс, классным руководителем которого он был. И что там он жирный очень.

Маша поставила стаканы на стол и сказала:

— Понятия не имею, о чем говорит Сперанский. Он сошел с ума, по-моему.

— Твой парень не был географом? — разочарованно спросил я.

— Только аптекарем.

И мы начали пить. Я не очень помню, о чем мы дальше разговаривали. Обсудили новые альбомы Portishead и Tricky. Сошлись, в общем-то, во мнениях. Еще вроде бы я сказал, что хочу написать рассказ про нее — совершенно вымышленный. О том, как мы выпиваем вместе, потом я шампурю ее — интеллектуалку — целый день, а в конце схожу с ума. Я старался пить ровно столько же, сколько пила Маша. Мне было интересно, кто из нас упадет первым. Мы выпили две бутылки ликера, бутылку мартини, допили коньяк, который нашелся у них на кухне, и я рассказал ей, что расстался с Сигитой. Так себе сидели и болтали. Она снимала отличную квартиру с высокими потолками и большой кухней. Вернее сказать, не «она» снимала, а «они». Потому что она жила в одной комнате со своим парнем, с этим географом-аптекарем, а в другой комнате были две соседки. Они не совали носа в коридор и на кухню, я увидел только одну из них, когда она ходила в туалет. Молодая, наша с Машей ровесница. Или, может, правильно сказать, уже немолодая — наша с Машей ровесница?

— Привет, — сказал я соседке.

Она мне как-то смущенно кивнула и зашла в туалет.

— Хорошая девочка, — сказал я Маше.

Маша рассказала мне, что у этой соседки два парня, каждый из которых считает себя единственным.

— Срамота какая, — сказал я.

Маше было все равно. О чем она и сказала. Соседка вышла из туалета. Я подумал, что мы, наверное, говорили так, что соседке было все слышно из толчка. Но это было не важно, мы не были трезвыми и стыдливыми. Алкоголь подействовал и закончился, и мы пошли на улицу. На лестнице я поцеловал Машу. Теперь я стал объективно плохим человеком. Я поцеловал девушку человека, с которым пил коньяк. Теперь точно гореть в аду, я ведь даже похлопывал его по плечу и называл сынком.

— Ни хрена себе сынок! — только и говорил в ответ географ, аптекарь и продавец бытовой техники. В общем, он был ничего, только нудноват, как мне показалось, нормальный парень, которого я предавал без зазрения совести.

Теперь точно в ад.

Маша ответила на мой поцелуй, мы немного пососались, спустились по лестнице с третьего на первый и вышли из подъезда. Мы набрали вина в магазине, и пошли зачем-то сначала до Обводного канала. Там нам не понравилось, и мы пошли до Фонтанки. Было так жарко, невыносимо жарко, душно, мы купили еще по бутылке пива в дорогу и шли, и шли, отхлебывая пиво, шли. Мне казалось, что мы идем целый час. Иногда останавливались, вытирали пот со лба, сосались через эту невозможную духоту и шли дальше.

Наконец мы попали на набережную Фонтанки. Мы укрылись в уголке за перилами с видом на воду и стеной за спиной. Уютное место, если ты хочешь нажраться и поставить пистон, который навеки сделает тебя плохим человеком. С помощью веточки я умудрился протолкнуть пробку в бутылку, мы сделали по глотку и снова начали сосаться. Маша позволила стянуть с себя штаны. Я поставил ее раком, она взялась за перила и смотрела на воду. Я немного полизал и стал тыкаться в нее полувялым от синьки членом. Кино не задавалось. Весь мир вокруг уже расплавился, я увидел катер и воду, увидел людей на другом берегу, общественный транспорт и грязное цветение северной столицы. Мой член ненадолго приобретал необходимую твердость, а потом я снова опускался и лизал ее вагину. Она подсасывала немного, а потом я опять стоял сзади нее, сзади этой бессовестной стовосьмидесятипятисантиметровой девушки с широкими бедрами и луженой глоткой и луженой вагиной. Пьяный и пытаясь удержаться в ней.