Книга Вороны не умеют считать - Эрл Стенли Гарднер

— Он явно не в духе, — сказалаДона. — Я пытаюсь найти к нему подход, но что-то не получается. Можетбыть, вернемся в дом, мистер Лэм?

— Мистер Кеймерон часто уезжал, не такли? В это время Панчо жил у вас?

— Да. У мистера Кеймерона были дела вКолумбии, а возить с собой ворону совсем не просто. Мистеру Кеймеронуприходилось часто уезжать. И, по-моему, это ему не нравилось. Он так любилПанчо, и ему было хорошо дома. Конечно, когда мистер Кеймерон уезжал, язаботилась о Панчо.

— Ваш отец погиб, — сказал я, когда мывернулись в дом. — А мать жива?

— Да.

— Она живет здесь, в нашем городе?

— Да.

На вопросы о матери Дона отвечала неохотно.

— Извините за настырность, но я все-такиспрошу: она вышла замуж во второй раз?

— Нет.

— Вы работаете? Может быть, я задаюнескромные вопросы, но поймите, мне очень нужно…

— Ну что вы, что вы… — Донаулыбнулась. — Я понимаю: чтобы зарабатывать, вам нужно много знать. Явольная пташка.

— Чем же вы занимаетесь?

— Рисую. Коммерческая реклама. Иногдаудается кое-что продать. Иногда даже заказы перепадают. Например, фирме нуженплакат для рекламы: девушка стоит у трапа корабля, волосы развеваются на ветру…Могу показать.

Она достала из шкафа увесистую папку ивытащила оттуда один из картонов: юная красавица прислонилась к трапу корабля,белый свитер обтягивает высокую грудь, ветер развевает волосы и подол юбки.

Я плохо разбираюсь в живописи, но эта картиначем-то захватывала. Доне удалось передать порыв ветра. Все здесь дышало жизнью.Девушка смотрела куда-то вдаль, за горизонт. В глазах ее светилась радость.Казалось, она подставляет ветру свое тело…

— Вам нравится?

— Очень, совсем как живая. Дона глубоковздохнула.

— Это по заказу одного туристическогоагентства. Но директор передумал: ему, видите ли, захотелось, чтобы девушкасидела у трапа в свете луны, а рядом стоял молодой человек в вечернем костюме.

— Вы замечательно нарисовали, —сказал я. — Если ему не понравилось, он просто осел.

— Ему не понравилось, хотя он даже нерассмотрел толком. Его помощник, который заказал мне эту работу, хотел, чтобыдевушка стояла у трапа, освещенная солнцем, а директору понадобился лунныйсвет. Так оно всегда и бывает…

— И что теперь с этой работой?

— Не знаю. Может, удастся пристроить вкакой-нибудь календарь.

— Мне очень нравится. Это отражениезалитого солнцем моря в голубых глазах девушки… И весь ее облик, проникнутыйнадеждой.

— Вы действительно это почувствовали? Яутвердительно кивнул.

— Я так рада! Именно этого мне ихотелось. Знаете, какое счастье, когда зритель видит именно то, что стремилсявыразить художник. Это так редко встречается.

— У вас есть другие картины?

— Боюсь, они вам не понравятся. Эталучшая. Некоторые мне просто не удались, некоторые чуть выигрышнее…

— Может быть, все-таки покажете?

— Право, не знаю… Мне как художникуинтересно ваше мнение. Видите ли, для меня главное — передать дыхание жизни.Вот, например, эта девушка у трапа. По-моему, все любят путешествовать. Этоспособ выйти за пределы обыденности, познать себя. Во время путешествия нетолько смотришь на мелькающие за окном пейзажи. Хочется вырваться куда-то изэтого мира. Вот и эта девушка! Она смотрит вдаль, за горизонт…

— Именно об этом я и подумал, глядя накартину. Скажите, а сами вы много путешествуете?

— Да что вы! На какие деньги? Честноговоря, мне хочется все время рисовать. А если уж совсем есть нечего, тогда ищувозможность заработать.

— Заработать? Каким же образом?

— Да так, какой заработок подвернется.Лишь бы не идти на сделки с совестью. Мне ведь много не надо.

Экономлю, ничего, когда-нибудь добьюсь успеха,вот тогда и буду рисовать сколько душе угодно.

— Вы занимаетесь любимым делом — рисуете,и вдруг наступает момент, когда необходимо прерваться, чтобы заработать нажизнь. Наверное, это очень горько.

— Наверное. Но я стараюсь не думать обэтом. Ничего не поделаешь — такова жизнь.

— Но вы могли бы зарабатывать живописью…

— Смогу, вероятно, когда-нибудь. А покаприходится все время на что-нибудь переключаться. Художнику, у которого нетимени, трудно продать свои картины. Да и платят ему гроши. Другое дело —знаменитость: любую мазню купят за большие деньги.

— Вас, наверное, угнетает такаянесправедливость?

— Сама не знаю. У жизни свои законы, и сними надо мириться.

— Вы мне покажете другие рисунки?

— Ах, простите, я заболталась. Вамнаверное, страшно надоело меня слушать.

— Нет, что вы! Мне очень интересно. И,пожалуй, я смогу подыскать заработок для вас. Вы знаете испанский?

— Да. Мое детство прошло в Колумбии. Имоя мать прекрасно говорит по-испански.

— Вы обратили внимание на снимокизумрудной подвески в газетах?

— Да. Я прочла все, что писали о смертимистера Кеймерона. Как вы думаете, он стрелял в убийцу?

— Трудно сказать. Вы видели раньше этуподвеску?

— Нет.

— Мистер Кеймерон приобрел ее несколькомесяцев назад. Он мог купить ее в подарок?

— Может быть. Не знаю.

— Он интересовался ювелирными изделиями?

— Не замечала. Он вообще был немногостранный: казалось, он интересовался всем сразу, жил заботами о тех, с кемобщался. А вот к чему лежит его душа, я никогда не могла понять.

— А что вы можете сказать о Шарплзе?

— Ничего особенного. Я с ним малознакома. Вот мама знает его гораздо лучше.

— Он вам не нравится?

— Я этого не говорила.

— А все-таки?

— Вам это обязательно нужно знать?

— Мне любопытно.

— Скользкий тип. Мне кажется, что вотличие от мистера Кеймерона он не дорожит своими друзьями. Для него важнытолько деловые отношения.

— Похож на кобеля?