Книга Жуков. Портрет на фоне эпохи - Л. Отхмезури

В 60 лет, несмотря на проблемы с сердцем, Жуков вел активную работу, многообразие и яркость которой сильно контрастировали с серостью эпохи его предшественника Булганина. Выполняя трудные поручения на международной арене, внимательно следя за борьбой внутри Президиума, он, как и полный энтузиазма Хрущев, внимательно следил за развитием военной техники, в первую очередь ядерного и ракетного вооружения, посещал страны – члены Варшавского договора и военные округа, морские и воздушные базы, присутствовал на выпусках из училищ молодых офицеров. С самого своего возвращения к активной деятельности он вынашивал проект «научно-военной конференции», призванной покончить с косностью советской военной мысли. Человеку, знакомому с Тухачевским, Триандафилловым, Свечиным и Иссерсоном, военные академии послесталинской эпохи казались удручающе серыми. С 13 по 20 мая 1957 года по его инициативе в Москве собрались двести высших командиров различных родов войск (в том числе начальник Генштаба Соколовский), начальники и преподаватели военных академий, руководители конструкторских бюро и НИИ.

На конференции выступили почти сто человек. Как писал об этом мероприятии сам Жуков: «Военно-научная конференция подобного характера проведена в наших вооруженных силах впервые. […] Главное внимание конференции было уделено обсуждению вероятного характера будущей войны и способов ее развязывания… основам применения в этот период видов вооруженных сил… Участниками конференции было высказано много полезных теоретических и практических соображений… В ходе конференции выявился ряд серьезных недостатков. […] Разработка военной теории отстает от уровня развития военной техники. В результате этого не всегда своевременно, с опозданием, проводятся организационные мероприятия, задерживается издание уставов, наставлений и учебных пособий. Наши военно-научные кадры очень робко подходят к разработке и изданию новых, оригинальных самостоятельных трудов, которые необходимы для развития военного искусства и повышения боеспособности наших вооруженных сил»[829]. Маршал призывал к глубокому обновлению идей и концепций относительно начала будущей войны (это были отголоски раны, нанесенной 22 июня 1941 года), ее продолжительности, ее характера – наступательного или оборонительного (темы, уже рассматривавшиеся в 1920-х и 1930-х годах), использования различных родов войск, внедрения ядерного оружия и средств его доставки на территорию противника (новинка). В ближайшее время после конференции не появилось никаких новых фундаментальных трудов. Пришлось ждать, пока в 1960-х годах выйдут работы Соколовского, вновь возникнет интерес к Клаузевицу[830], а в 1970-х военные теоретики вернутся к вопросам «глубоких операций». Тем не менее эта конференция стала важным событием. Впервые с 1935 года министр обороны обратился к офицерам с призывом: думайте о стратегии сами! Не оставляйте ее политикам. Наверняка маршал вспоминал свой собственный опыт, когда его, совершенно безграмотного в стратегическом отношении, Сталин назначил начальником Генерального штаба.

Глава 25

Падение

В июне 1957 года сложился заговор против Хрущева. Главной фигурой в нем был Молотов. Его поддержали Каганович, Маленков, Булганин, Ворошилов (председатель Верховного Совета), но не Микоян, решительно ставший на сторону антисталинистов. Жуков тоже был вовлечен в эту историю и сыграл в ней значительную роль. Маленков встретился с ним 18 июня, за несколько часов до заседания, которое должно стать решающим. Он льстил Жукову, уверяя, что настало время стать членом Президиума ЦК, пытался привлечь его на сторону группы Молотова, просил его обеспечить ей поддержку армии[831]. Невероятные предложения, граничащие с бонапартизмом! Булганин и Молотов вели с ним разговоры в том же духе. Похоже, Жуков не ответил на авансы троих просителей. 18 июня собрался на заседание Совет министров. Присутствовала вся молотовская группа и Микоян. Было принято решение собрать во второй половине дня по ничтожному поводу Президиум ЦК и позвать на него ничего не подозревающего Хрущева.

В 16 часов началось заседание Президиума ЦК. Маленков сразу же энергично атаковал Хрущева, обвиняя в «нарушениях принципа коллективного руководства». Хрущев отказался вести какую бы то ни было дискуссию по этому вопросу. Микоян заметил, что Президиум не имеет положенного кворума: присутствуют только восемь человек. В этот момент пришел Жуков, кандидат в члены. Было ли его опоздание признаком того, что он еще не решил, какой выбор сделать?[832]Хотя, если судить по его угрожающему тону, он свой выбор сделал и спас Хрущева: «Мы уйдем из Президиума и не будем участвовать в обсуждении вопроса»[833]. Добиваясь переноса рассмотрения вопроса на пленум ЦК, Булганин, председательствовавший на заседании, перенес его на следующий день и обещал вызвать всех членов Президиума.

19 июня группа Молотова продолжила использовать ту же тактику. На Хрущева сыпались обвинения, его называли эксцентричным, безответственным, упрекали за грубость с коллегами. Молотов напомнил о «троцкистских грешках молодого Хрущева». Маленков предложил немедленно снять его с поста первого секретаря. Жуков вторично спас его. «Это заговор! – воскликнул он. – У тов. Хрущева, как и у каждого из нас, имеются недостатки и некоторые ошибки в работе, о которых Хрущев со всей присущей ему прямотой и чистосердечностью рассказал на Президиуме. Но, товарищи, ошибки Хрущева, я бы сказал, не давали никакого основания обвинять его хотя бы в малейшем отклонении от линии партии»[834]. Тогда он повернулся к группе Молотова, и все поняли, что всю ночь он провел, оттачивая свое оружие. Молотову и Кагановичу он бросил с великолепным гневом: «Они, засучив рукава, с топором в руках рубили головы!» Показывая бумагу, он продолжал: «Из документов, имеющихся в архиве Военной коллегии Верховного суда, в архиве ЦК, видно, что с 27 февраля 1937 года по 12 ноября 1938 года НКВД получил от Сталина, Молотова, Кагановича санкцию на осуждение Военной коллегией, Верховным судом к высшей мере наказания – расстрелу – на 38 679 человек. Сталин и Молотов в один день, – обратите внимание, – 12 ноября 1938 года санкционировали к расстрелу 3167 человек»[835]. Глубоко взволнованный, Жуков зачитал адресованное Сталину письмо командарма Ионы Якира, написанное накануне расстрела. На письме были пометки Сталина, Молотова и Кагановича. Сталин: «Подлец и проститутка». Молотов: «Совершенно точное определение». Каганович: «Мерзавцу, сволочи и б… – одна кара – смертная казнь»[836]. Жукову ответили, что при Сталине была такая обстановка и что они ничего не могли сделать. Тогда маршал показал записку Маленкова, написанную уже после смерти Сталина, в которой планировалось создание особой тюрьмы для высокопоставленных партийных сановников. Также он показал распечатки зафиксированных прослушкой телефонных разговоров Тимошенко, Жукова, Конева, Буденного и Ворошилова. Молодые члены Президиума, введенные в его состав Хрущевым, пылко жали Жукову руку и обещали обратиться к ЦК и народу. Послышались требования созыва пленума. Заседание завершилось в полной сумятице.