Книга Жуков. Портрет на фоне эпохи - Л. Отхмезури

Острая борьба продолжилась на следующий день. На сей раз Хрущева атаковал Шепилов, идеолог партии. Он завел речь о близком к Хрущеву председателе КГБ Серове, который всех прослушивал и всем внушал страх. И вдруг, как в театре, обвиняемый вошел и объявил о прибытии группы членов ЦК, среди которых был Конев, и они требуют допустить их на заседание. Каганович, Маленков, Молотов закричали: «Позор! Хрущев подготовил переворот!»

Шепилов: «Они хотят нас арестовать?»

Кто-то крикнул: «Сегодня военные, а завтра танки!» И здесь Жуков допустил ошибку, бросив в ответ: «Как министр обороны я протестую против этой клеветы. Кто имеет право танки без моего приказа выпустить? Без моего приказа ни один танк не тронется с места!»

Хрущев: «Спокойно, это не танки, а пришли к нам члены ЦК. […] Надо принять членов ЦК».

Маленков: «Это давление».

Хрущев: «Товарищи, мы, члены Президиума ЦК, мы слуги Пленума, а Пленум хозяин»[837].

Потом Булганин, Ворошилов, Хрущев и Микоян вышли переговорить с Коневым и его коллегами, остававшимися в приемной. Хрущев разрыдался, стал кричать, что его хотят линчевать. Конев кричал: «В самые трудные дни Великой Отечественной войны тов. Молотов относился к нам, военным, командующим войсками фронтов, по-барски, пренебрежительно, обращаясь к нам с руганью в самые тяжелые дни операций.

Жуков: Угрожал расстрелом не раз.

Конев: После войны на заседании Главного Военного Совета, поддерживая Сталина, который добивался расправы над тов. Жуковым Г.К., он обрушился на тов. Жукова с клеветническими обвинениями, а между тем рядовые члены, военные работники выступали в тех условиях против этой расправы, которую хотел учинить Сталин над тов. Жуковым[838]. […] Вам, Молотов, Каганович, Маленков, не место в Президиуме ЦК и в ЦК нашей партии!

Жуков. Правильно.

Конев: У нас, армейских коммунистов, вы не пользуетесь доверием, и я от имени армейских членов партии, армейских большевиков выступаю за то, чтобы вас вывести из состава ЦК нашей партии»[839].

Тогда один из тех, кто пытался прорваться в зал президиума, Игнатов, зачитал подписанное 56 членами ЦК письмо с требованием созыва пленума. Группа Молотова, имевшая большинство в президиуме, но не пользовавшаяся поддержкой среди молодых кадров, у которых тон задавали Жуков и Конев, совершила серьезную ошибку, согласившись с созывом на следующий день пленума.

Жуков принял вызов и стал действовать со всей своей энергией. Он отправил 20 военно-транспортных самолетов во все уголки СССР, чтобы доставить в Москву членов ЦК – в первую очередь военных. По прибытии делегатов «обрабатывали» люди верного Хрущеву главы КГБ Серова. Когда 22 июня, в 14 часов, пленум открылся, Жукову удалось доставить половину членов ЦК. Последовал разгром группы Молотова. Он сам, Маленков, Каганович и Шепилов были обвинены в создании «антипартийной группы» и выведены из состава Президиума. Кагановича назначили директором асбестового треста в провинции, Молотова отправили послом в Монголию, а Маленкову поручили управлять электростанцией. Ворошилов и Булганин раскаялись и были прощены. Жукова вознаградили: он стал членом Президиума – первым военным в советской истории, занявшим такой пост. Но главный приз сорвал Хрущев: он избавился от всякой оппозиции и повсюду расставил своих людей.

Июньский пленум 1957 года является очень важным событием в истории Советского Союза. В историографии его значение и роль Жукова на нем еще не получили объективной оценки[840]. Но оценить эту роль очень трудно. Была ли она такой решающей, как о том рассказывал впоследствии Жуков? Не были ли главными козырями Хрущева председатель КГБ Серов и возглавлявший партийный аппарат Суслов? Первый, благодаря негласной прослушке разговоров, был в курсе всех планов «антипартийной группы», а второй мог очень быстро вызвать на пленум членов ЦК, a priori благожелательно настроенных к первому секретарю. Могла ли фраза Жукова относительно танков – «Без моего приказа ни один танк не тронется с места!» – быть истолкована как угроза призвать на помощь армию, которая заставила сталинистов отступить? Чтобы прийти к такому толкованию, надо полностью перевернуть ее смысл. Советская армия, точно так же, как армия царская, не имела традиций вмешательства в политические дела. Хрущев, даже оказавшись в тяжелом положении, наверняка не позволил бы прибегнуть к вооруженной силе. Этими словами Жуков просто стремился показать, что полностью контролирует вооруженные силы и ipso facto – в этом ее двусмысленность – показывал собственный вес. То, что Молотов и Маленков перед пленумом пытались привлечь его на свою сторону, служит дополнительным доказательством личного авторитета маршала, а не их попытки произвести переворот в латиноамериканском стиле.

В конце 1960-х годов, когда у него были все основания испытывать неприязнь к Хрущеву за его предательство в октябре 1957 года, Жуков тем не менее положительно оценивал роль Июньского пленума и лично Хрущева в десталинизации страны: «Приход к власти Хрущева был закономерным. История сделала правильный выбор. Я никогда не раскаивался в том, что поддержал его в борьбе со сталинистами, ибо нетрудно себе представить, какого масштаба террор обрушился бы на наше общество, если бы одержали верх поклонники Сталина. Что касается личности Хрущева, он совершил настоящий подвиг. Одно разоблачение палаческой сущности Сталина, ликвидация созданного им аппарата подавления, возвращение доброго имени тысячам незаконно репрессированных и погибших в сталинских застенках – одно это есть поступок, за который история навечно отметила Хрущева. Я глубоко убежден, что он искренне хотел дать мир и благоденствие народу. Однако его беда заключалась в том, что он неясно представлял себе пути и средства достижения этих целей. Несмотря на свой радикализм, он так и не смог предложить обществу какую-либо альтернативу сталинской политической и социально-экономической системе нашего государства»[841].

В личном плане Июньский пленум пришелся совершенно не ко времени – 19 июня 1957 года Галина родила в Москве Марию, четвертую дочь маршала. Здоровье девочки вызывало тревогу. 22 июня Жуков написал ее молодой матери: «Галюша, роднуленька! Пятый день идет страшный бой. Результат пока положительный. Видимо, работа продлится еще 4–5 дней, так как вопросы очень сложные.

Как твое здоровье? Как наш малыш? На кого похож? Имей в виду, что в детстве у меня были темные волосы с пепельным отливом. Не такие ли? Сколько вес, рост и прочее? Я прошу тебя раньше 10–12 дней не выходить, так как малышка может заболеть, не окрепнув. Ну, я поехал, 4-й день сплю по 4–5 часов, да и то очень плохо… Крепко тебя и дочку целую. Твой Георгий»»[842].