Книга Жуков. Портрет на фоне эпохи - Л. Отхмезури

2 декабря, в связи с 60-летием со дня рождения, Жуков получил четвертый орден Ленина и четвертую «Золотую Звезду» Героя Советского Союза. Невозможно усомниться в том, что эта честь была связана с быстро завершенной венгерской операцией. Официальное поздравление, сопровождавшее награду, должно было доставить маршалу огромное удовольствие: «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза ССР горячо приветствуют Вас, выдающегося полководца, видного деятеля Коммунистической партии и Советского государства, в день Вашего шестидесятилетия… В суровые годы Великой Отечественной войны Вы умело и мужественно руководили советскими войсками в решающих сражениях за свободу и независимость нашей Родины. В годы мирного труда Вы неустанно отдаете все силы и знания дальнейшему строительству Советского государства, делу укрепления обороноспособности страны»[824]. Такое поздравление с фотографией юбиляра, появившееся во всех советских газетах, было первым случаем подобного чествования человека, не являвшегося членом Президиума ЦК.

Ядерные и обычные вооружения

31 января 1957 году Жуков вылетел с визитом в Индию – неприсоединившуюся страну, с которой СССР поддерживал самые дружеские связи. После ухудшения отношений с Пекином эта дружба привела к возникновению военно-стратегического партнерства.

Министр обороны встречался с влиятельными государственными деятелями, с военными руководителями, посещал заводы и военные объекты. 5 февраля в Нильгири он выступил перед слушателями индийской Академии Генерального штаба с речью, в которой затронул проблему ядерного оружия. К той же теме он вернулся 16 марта в Москве в ходе совещания высших командных кадров различных родов войск. Мы остановимся на этих двух речах и даже вернемся немного назад, чтобы разъяснить эволюцию отношения Жукова к самой важной проблеме той эпохи.

Между 1945 годом и смертью Сталина советское военное руководство отстаивало приоритет обычных вооружений, в первую очередь механизированных армий, завоевавших победу над рейхом. Жуков не был здесь исключением. Такое отношение начал менять Маленков, который лично присутствовал при испытаниях в августе 1953 года термоядерного оружия и был в ужасе от результатов увиденного. Под влиянием этого он в официальной речи заявил, что в войне с применением подобного оружия не может быть победителя. Военное командование ничего не говорило об атомном оружии, первым молчание нарушил Жуков в феврале 1955 года в своем интервью, данном Херсту, Смиту и Конниффу. «Невозможно выиграть войну одними только атомными бомбами», – сказал он. В своем выступлении на XX съезде он повторил то же самое: «Новейшее оружие, в том числе и средства массового поражения, не умаляет решающего значения сухопутных армий, флота и авиации». Но в этом мнении он оставался все более и более одиноким. Маленков потерял власть в начале 1955 года. В том же году СССР испытал свои первые ракеты средней дальности СС-3, способные нести ядерный заряд. Хрущев перевернул высказывание Маленкова – «не может быть победителя и, значит, война невозможна», – громогласно заявив, что «если война начнется, то она непременно примет характер ракетноядерной и неизбежно приведет к краху капитализма»[825]. А если победа СССР не вызывает сомнений, то война, стало быть, возможна. Со своей стороны, маршал Соколовский, начальник Генерального штаба, разработал основы доктрины, в которой главная стратегическая роль отводилась массивным ядерным ударам. Эти его идеи нашли поддержку в развитии баллистических ракет большой дальности (первый запуск СС-6 был осуществлен в июле 1957 года), позволявших поражать территорию США.

В этом контексте речь в Нильгири, во время визита в Индию, а затем и московская отмечают явное сближение позиции Жукова с позицией дуэта Хрущев – Соколовский. В Индии Жуков заявил: «У меня часто спрашивают о характере войны будущего… Будет ли применено ядерное и термоядерное оружие в случае войны между коалициями великих держав? Безусловно да, так как дело внедрения этого оружия в вооруженные силы зашло слишком далеко и уже оказало свое влияние на организацию войск, их тактику и оперативно-стратегические доктрины»[826]. Из Индии Жуков вылетел в Бирму, где пробыл с 10 по 15 февраля. В Москву он вернулся 17-го и, выступая перед военными, произнес следующие слова: «Ядерное оружие уже теперь заменяет, а в ближайшем будущем все более и более будет заменять обычные вооружения. В случае крупного конфликта ядерное оружие непременно будет применено как средство основного удара… Это оружие широко внедряется в армии. Мы полагаем, что советские вооруженные силы должны быть полностью готовы отразить ядерное нападение на нашу страну, эффективно использовать ядерные и термоядерные вооружения и, в случае необходимости, уметь нанести агрессору сокрушительный контрудар».

Итак, Жуков полностью перешел в лагерь сторонников абсолютного приоритета ядерного оружия? Конечно нет. Человек, задумавший и проведший Висло-Одерскую операцию, мастер глубоких операций, не мог так легко отказаться от формы войны, которую он прекрасно знал и в которой одерживал победы. Отсюда – шизофреническая, по нашему мнению, позиция, проиллюстрированная третьей речью – секретной, произнесенной в Восточном Берлине. 12 марта 1957 года Жуков вместе с Громыко приехал в столицу Восточной Германии, чтобы подписать договор об условиях пребывания советских войск в ГДР. В следующие дни он устроил закрытую конференцию для высшего командования советских частей, расквартированных в Германии. Текст его речи нам известен из донесения агента ЦРУ – подполковника Петра Семеновича Попова, находившегося в числе присутствовавших и переправившего свои записи на Запад прежде, чем он был разоблачен КГБ, осужден военным трибуналом и казнен[827]. Записи Попова позволяют нам составить достаточно четкое представление о советских планах войны в Европе в тот период, когда СССР еще отставал в области тактических ядерных вооружений на этом театре. Сначала Жуков сообщил о том, что тактические и стратегические концепции, применявшиеся командованием Группы советских войск в Германии, устарели. Он потребовал планировать глубокий бой. В случае обнаружения подготовки НАТО к нападению советский контингент в ГДР должен удерживать позиции в течение сорока шести часов (sic) – времени, необходимого для развертывания оснащенного всеми видами современного вооружения второго эшелона, чье контрнаступление за два дня приведет советские танковые соединения к побережью Ла-Манша. Жуков настаивал: атаковать надо первыми, в ночь или в выходной день, как только станет ясно, что противник готов нанести удар. Ни в коем случае не следует доверять армии ГДР. Ядерное оружие, возможно, применено не будет.

Жуков объяснил, что срок в сорок шесть часов высчитан на основе венгерского опыта: ровно столько понадобилось, чтобы перебросить крупные механизированные соединения с запада Украины на австро-венгерскую границу. Жуковские слова о нанесении удара первыми свидетельствуют о буквально навязчивом страхе маршала перед внезапным вражеским нападением. Как мы помним, 15 мая 1941 года он предлагал Сталину предупредить гитлеровское вторжение превентивным ударом по германским войскам[828]. Советское руководство боялось повторения ситуации 1941 года. В 1965–1970 годах, когда СССР создаст надежный ракетно-ядерный щит, идеи об упреждающем ударе будут забыты. Повышенное внимание Жукова к развитию спецназа (которое будет использовано против него в 1957 году), бесспорно, тоже было связано с его намерениями нанести противнику внезапный удар и создать хаос в его тылу.