Книга Путь к сердцу. Баал - Вероника Мелан

Дальше шагала по обочине. Зорко всматривалась в стоящий стеной напротив глухой и неприветливый лес, кидала взгляды на горизонт, то и дело сжимала рукоять меча и вспоминала пройденный на тренировках боевой материал: как вовремя присесть, как отбить секущий под сорок пять градусов, как заметить подсечку и не выпустить из поля зрения лезвие врага. Помогало. Почти до самого вечера она продвигалась вперед, монотонно переставляя ноги, и почти не испытывала страха. Пребывала в некоем режиме полуготовности – внимательная, собранная, готовая ко всему.

А потом устала. Внезапно, как только скрылось за верхушками деревьев солнце. Замедлилась, почему-то резко и одновременно почувствовала боль в плечах и ступнях и приняла решение устроить ночевку. Свернула обратно в пролесок – в самую густую его часть, – сбросила в траву сумку-пожитницу, отвязала стягивающие одеяло веревки.

А потом, лежа на нем посреди высокой травы и гоняя от лица комаров, молилась о сне. Да, пусть еще не стемнело окончательно и от голода бурчит желудок (еды мало, еду надо экономить), пусть она прилегла рановато, но отдых так нужен.

Пожалуйста, приди сон. Приди.

И не дай ей эта ночь замерзнуть.

Рассвет пробивался сквозь деревья блеклыми розоватыми лучами. Прохладно, сыро, чешутся щеки и руки – за ночь ее искусали всю. А еще за ночь Алька продрогла так, что пакет с пайком не открывала – почти рвала зубами. А после грызла все, что попадало в руки: печенье, хлеб, овсяные батончики, выгребала пальцами кашу из банки, запивала все это тухлой плещущейся на дне фляги водой…

Интересно, почему с собой дают так мало? Она, наверное, за раз съела больше половины припасов, а ведь еще идти и идти. И где набрать воды? Углубляться в хмурый лес? Или же где по дороге есть неупомянутый никем ручей?

Накатывала злость. Шалили нервы, сильно чесалась кожа.

Вот почему бы не ходить парами? Ведь вдвоем веселее. Она согласилась бы на любую компанию – на молодую болтливую девчонку, на чопорную старуху, на эгоистичную, похожу на Хельгу, особу – лишь бы не одной. Сейчас бы разработали план, а ночью бы дежурили по очереди. Поговорили бы о Храме, поделились бы мыслями о том, как все может происходить внутри, да просто подбодрили бы друг друга, черт возьми! Что за ритуал такой – с мечом наперевес и в одиночку? Ну и рожали бы одних мальчиков – фиг с девочками! И Община бы рухнула уже через пару десятков лет!

Блин.

Нет, так нельзя. Ходят же другие в Поход? Возвращаются из него, рожают. Могут, значит, может и она – нечего хныкать.

Аля смела с рубахи крошки, поплотнее заткнула брючины в сапоги, свернула сырое после травы одеяло и принялась паковать рюкзак.

Осталось два дня. Два туда, три обратно. Уже на день меньше, чем вчера.

Она много раз представляла этот момент.

Видела его во снах (всегда в кошмарных), воображала в различных вариациях, прокручивала в голове и убеждала себя не бояться. И всегда в собственном воображении она дралась – самоотверженно, бесстрашно, зло.

А теперь стояла, как соляной столп, судорожно сглатывала ставшую вязкой слюну и не могла пошевелиться, попросту приросла к земле – ватные ноги, ватные пальцы, ватная голова. Даже меч, кажется, сделался ватным.

Рассвет едва задался, верхушки деревьев только начали золотиться, а меж стволов еще темно.

Сердце колотилось, как бешеное; если бы проспала еще минут пять-десять, то попала бы в засаду. Ее попросту скрутили бы спящую, взвалили на плечо и унесли…

Их было трое. Все рослые, волосатые, затянутые в какие-то лохмотья, но крадущиеся по кромке леса бесшумно. Дикие.

Драться. Она мечтала драться. Верила, что сумеет.

– Ты всегда притягиваешь то, чего боишься…

Бабушка, черт возьми, пусть бы твоя философия хромала на одну ногу.

И двигались они к ее ночной стоянке. Знали! Не иначе, как знали, что она будет здесь сегодня, что доберется именно до этого места, ждали. Но как? Неужели среди стражниц есть продажные? Те, кто делится информацией об уходящих? А как же честь, справедливость? Что могут эти «дикие» предложить взамен? Что-то могут? Или совпадение?…

В совпадения Алеста не верила. Тем более не после того, как обернулась и увидела, что с обратной стороны к ее стоянке подбираются еще двое, – окружают, берут в кольцо.

Они точно знали о ее присутствии.

Куда? Куда же теперь? В чащу? Попытаться пробраться мимо них втихую? Спрятаться? Пересидеть? Раньше она мечтала о битве. Не столько о славе, сколько о победе, и в этих мечтах она, Алька, всегда выглядела прекрасно: в сверкающих доспехах, с блестящим разящим мечом, с улюлюканьем на губах – мол, эй, гады, посмотрите, как мы, женщины, воевать научились…

Вот только слова тренера так и не позабылись:

– Думаете, сможете хоть когда-нибудь сравниться с «дикими»? Холите надежду? Дуры! Они мужики, они всегда сильнее, они живут битвами и ими же выживают. Никогда у девушки не будет шансов против «дикого», никогда!

– Но зачем же мы тогда учимся? – растерянно спрашивали ученицы.

– А затем, чтобы верить, что эти шансы есть. А на деле только хитростью, только тактикой, но никогда прямой битвой! Не стройте на этот счет иллюзий.

И Алеста не строила – знала, в бою она проиграет. Не будет победных кличей и сверкающей брони, не будет под ней вороного коня, а конь – вонючий, потный и с огромным членом, – будет двигаться «на» ней. Мужики. Они притащат ее в лагерь, как и других, и будут иметь по очереди, по кругу. Они, скорее всего, привяжут ее к стволу или корням, и она будет сидеть на виду у всех голая, грязная, дожидаясь, когда член-кувалда встанет у очередного искателя наслаждений. А потом будут мальчики – много мальчиков, – те, которых она родит…

Нет!

В этот момент Алька дернулась. Не стала анализировать, почему именно «туда», лишь знала, что ее местоположение засекли; «дикие» перестали прятаться, загомонили, перешли на бег.

Ничего, она тоже бегала – все лето бегала, целых три месяца бегала. И пусть ноги у нее не такие длинные, а мышцы не такие сильные, добежать до границы она сумеет.

От резкого напряжения и смены темпа легкие моментально захрипели; под ногами захрустели ломающиеся сучья. В чащу нельзя – там их дом, там они каждый сантиметр знают; мимо нельзя, драться нельзя. Выход один…

Она сама еще не верила в то, что задумала. Не верила, когда неслась через пролесок с выпученными от ужаса глазами, когда спотыкалась о папоротник, о листья лопуха, когда цеплялась рубахой за стволы. Не верила, когда молодняк поредел, а впереди показался серый унылый пейзаж – нет, она не дастся в руки этим шакалам, она не для того росла, она их перехитрит.

И на всех парах Алеста выскочила к границе Холодных Равнин. Выскочила, резко остановилась, качнулась на носках и, прежде чем сделать шаг вперед, позволила себе секундную передышку.