Книга Золотые времена - Александр Силецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ума сошел! – с неподдельным ужасом схватился за голову Ривалдуй. – Погубишь всех!
– А черта лысого! – скривились аборигены. – Нам не надо. Играй сам с собой, если приспичило.
– Мнэ-э… – чуть растерялся капитан, но тотчас взял себя в руки. – Вон оно как… Вы, значит, сомневаетесь… Интересно! – Он глубокомысленно покивал. – Ну, что ж, могилу себе роете. Ладно… Но только запомните: если инспектор говорит поселенцам, что настоятельно желает сразиться с ними в шахматы, они обязаны повиноваться беспрекословно.
– Ты – не инспектор. Наглое вранье, – твердо сказали аборигены.
– О! – прошептал Ривалдуй и с живейшим интересом посмотрел на капитана.
Каша заваривалась на пустом месте.
Пупель Еня обеспокоенно крутил головой и ничегошеньки пока не понимал.
– Ты не инспектор, – повторили вразнобой туземцы. – И не спорь. Нашего инспектора мы знаем.
– Ах, вы так?! – воскликнул, распаляясь, капитан. – Арестовали меня ни за что да еще отказываетесь признавать во мне начальника?! Фалдец, все кончено! Только дуэль спасет вас от моего праведного гнева.
– Дуэль… – эхом повторил Ривалдуй, будто пробуя на язык непривычное словечко. – А я-то думал, только в старых книжках так бывает… Чудеса!
– Не чудеса, а проза жизни, – подавляя вздох, сказал Матрай Докука. – Звериный оскал борьбы за выживание. Я не могу безропотно уйти!..
– Кэп, но они же изрешетят тебя пулями! Они – такие… – с отчаянием пролепетал Пупель Еня.
– Не мешай! Молчи! – нетерпеливо огрызнулся капитан. – Вечно путаешься под ногами. Я спортсмен. Я – шахматист! Известно всем…
– Только тебе, только тебе, – трагической скороговоркой вставил Ривалдуй.
– Нет, всем!
– Ничего не знаем, – отрезали аборигены, – и знать не хотим. Вот так. Рассказывай кому-нибудь еще… С инспекторами дел не имели, играть не будем, на дуэль – не пойдем. И точка. Отдавай ракету по-хорошему.
В воздухе повисла тоскливая тишина.
– Кэп, они требуют, – простонал Пупель Еня. – Ишь, как обозлились… И, похоже, не уймутся…
– Себе ведь на голову, только и всего. Ничтожества! – презрительно пожал плечами капитан, окончательно входя в новую роль. – В таком случае выбор оружия остается за мной. Предлагаю биться… взглядами!
– Какие взгляды?! Кэп, ты что такое говоришь?! – перепугался Ривалдуй.
– Совсем уже… – убито охнул Пупель Еня.
– Самое ужасное оружие, какое мне известно, – радостно соврал Матрай Докука. – Именно! Взгляды на жизнь, взгляды в упор, взгляды вождей и все такое… Новинка сезона. Я еще не демонстрировал, нарочно припасал… Ну, карачун вам всем пришел!
И, не давая аборигенам опомниться, капитан моментально приступил к делу.
Правую ногу отставив чуть-чуть назад, левую же, как положено по этикету, выдвинув чуть-чуть вперед, а руки строго опустив по швам, он принял позу матерого дуэлянта (от рождения – левши, чтоб этим качеством заранее ошеломить противника) и вперил сатанинский взгляд в балдеющих туземцев.
Те никак не могли взять в толк, что происходит. И что теперь их ждет…
По этой причине они уже через минуту, не желая дальше искушать судьбу, сломились, на всякий случай перетрусили и вразнобой наладились канючить:
– Не надо! Хватит! Сжалься! Раньше срока не губи! Мы ведь тоже… хотим жить по-человечески…
– Откажитесь от ракеты и самокрутки, – не меняя позы и не отводя взгляда, потребовал Матрай Докука. – Все должно быть строго по закону. А вот простить вас не могу. Совесть не позволяет.
– Смилуйся! – запричитали аборигены.
Вид у голого капитана был лютый.
Приписка на полях:
Сохранились ученые воспоминания, какой вид был у капитана. Но приводить их стыдно. И оспаривать – тоже. Ибо все дифирамбы пели девы. Старые и кабинетные. А капитан и близко к ним боялся подходить. (См. комментарий.)
Пункт первый
Внезапно над их головами раздалось противное квохтанье аппарата, похожего на вертолет.
Ничего уже не соображая и ни на что больше не надеясь, аборигены с убитыми лицами выстроились в шеренгу – пятки вместе, носки врозь – и замерли, едва дыша.
А капитан – все в той же позе разгулявшегося дуэлянта – уже сверлил ужасным взором вертолет и с бешенством крушил его, крушил…
Вертолет, однако, вскоре сел. Совсем неподалеку от «воюющих сторон».
Из распахнувшегося люка неторопливо и вальяжно вылезли двое – очень тучные, в белых чесучевых сюртуках, в синих ситцевых шальварах с огненными трехполосными лампасами и маленьких оранжевых сапожках на высоких каблуках и с позолоченными шпорами.
– Ну, братишечки мои, теперь – держись, – тихо и печально проговорил Матрай Докука, одновременно улыбаясь изо всех сил. – Сейчас нас, вероятно, будут колотить.
– Позолоти ручку – дебет, не позолоти – кредит? – осведомился один из прилетевших, с красной повязкой на шее и огромным фиолетовым бантом на рукаве.
– Смилуйся, начальник! – хором простонали аборигены. – Пощади!
Левая начальническая бровь второго с недоумением взметнулась к роскошному рыжему чубу, куделящемуся из-под бескозырного картуза, а глаз под этой бровью глянул внимательно и настороженно.
На месте же правого глаза красовалась мощная бархатная нашлепка цвета штормовой морской волны.
– Ссуда взаймы – расход-приход? – удивленно произнес с нашлепкой на глазу.
– Какой-то особенный язык… – насторожился Пупель Еня.
Ривалдуй бочком приблизился к лингвоперчику, воровато обернулся и что есть силы трахнул по нему коленом.
Тотчас в аппарате что-то, обвалившись, громко зашумело, жалобно звякнуло, во чреве его случились нужные положительные перемены, и динамик внятно произнес:
– Вы еще не управились с этими молодцами?
Начальнички игриво переглянулись.
От таких слов все трое спейсотусовщиков внезапно засмущались и стыдливо прикрылись руками.
– Центр воображения отключился, с ним это бывает, – шепотом пояснил Ривалдуй, кивая в сторону лингвоперчика.
– Смилуйся! Спаси нас, начальник! – голосили между тем аборигены.
– А что такое? Неужели вам не удалось?
И тут Матрай Докука решил играть ва-банк.
– Начальник, дорогой, управы на них нет! – заорал он возмущенно. – Ужас! Что-то непотребное!.. Я даже слов не нахожу… Инспектора в дураках оставить хотели!
– Кто – инспектор? – не понял с красной повязкой.
– Я! А это вот – мои подручные. Всегда начеку… Я вынужден пожаловаться на здешних негодяев. Вы ведь помните меня? Я третьего дня мимо пролетал и настоятельно просил нас встретить…