Книга Роза в снегу - Мэри Кэттон

— В полдень, — последовал короткий ответ.

Она пошла за ним в холл, где Джон стоял с плащом и перчатками Алана. Старый дворецкий помог ему надеть плащ и открыл дверь.

— Мистер Шеридан, — окликнула она.

Задержавшись в дверях, Алан оглянулся.

— Я… понимаю, что вы должны чувствовать, но никто не станет приставлять пистолет к вашей голове и заставлять пройти через это.

— Это как сказать.

Эмма сделала глубокий вдох:

— Ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, сэр.

Алан пожал плечами и стал неторопливо натягивать перчатки.

— Не больше, чем ваше, полагаю.

Она нахмурилась, когда Шеридан медленно направился к ней. Глаза его сверкали, как огненные искры.

— В самом деле, ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, если вы выходите за меня, мисс Кортни, — сказал он пугающе безразличным тоном. — Потому что я не из тех, кто добровольно поступается своим достоинством. Стоит только взглянуть на мое весьма бурное прошлое, и вы поймете, что я имею в виду.

— Это угроза? — возмутилась она.

— О нет, мисс Кортни. Я же не гремучая змея, которая трещит хвостом, предупреждая, что собирается наброситься. Я намного хитрее.

Эмма застыла, когда он слегка коснулся пальцем ее груди точно в том месте, где под блузкой скрывалась татуировка, и медленно скользнул пальцем вверх, а затем вокруг шеи к затылку, где его большая ладонь погрузилась в ее волосы. Он наклонил к ней голову, и ее сердце забилось чаще. Глаза мужчины гипнотизировали, и она могла лишь гадать, страх или восторг превращают ее колени в вату.

— Я куда хитрее, — тихо повторил он. — Я скорее гадюка, мисс Кортни. Я заползаю в вашу постель и сворачиваюсь среди простыней. Я дожидаюсь момента, когда вы становитесь наиболее уязвимы, прежде чем ужалить.

— Если вы пытаетесь запугать меня…

— Это просто дружеское предостережение. Мы ведь друзья, не так ли, мисс Кортни?

Она попробовала кивнуть.

Не отрывая глаз от Эммы, он пробормотал:

— А теперь дружеский поцелуй на прощание. Полагаю, у меня есть на это право. В конце концов, что за жених я буду, если не продемонстрирую своей сердечной привязанности моей единственной любви?

Он наклонился и поцеловал ее в губы так, что она едва не задохнулась. Потом оторвался от нее и, резко повернувшись, вышел из дома.

…В субботу утром Эмма проснулась с ощущением пустоты в желудке. Это был день ее свадьбы, а она не получала никаких известий от своего жениха с тех пор, как он ушел из ее дома пять дней назад.

Часть утра она провела с сыном. Они совершили свою традиционную прогулку по дорожкам поместья, затем спустились к пруду. Когда они сидели, обнявшись, на мраморной скамейке, Эмма попыталась объяснить сыну, какая перемена в жизни их ожидает.

— Мы будем там счастливы? — спросил мальчик.

— Да, — ответила она. — Мы будем очень счастливы.

— У меня будет папа?

— Совершенно определенно.

— А он тебя любит, мамочка?

Эмма улыбнулась:

— Да.

— А меня?

— Конечно, он любит нас обоих, иначе бы не женился на нас, верно?

Эти слова преследовали ее все утро, пока она мылась и одевалась. «Как забавно, что все так вышло, — думала она. — И все же… все же, если когда-то я готова была выбрать брак с Аланом при любых обстоятельствах, то теперь…»

Теперь она предпочитала, чтобы он любил ее.

Эмма сидела на стуле в помещении магистрата и смотрела на фарфоровые часы, сделанные в форме колокольчиков. Комната была украшена специально для свадеб.

Без пятнадцати двенадцать прибыл только один гость, брат Алана, граф Шеридан, который поздравил ее и извинился за то, что его жена не смогла прийти: графиня Шеридан ожидала появления на свет третьего ребенка.

Церемония была назначена на полдень. Хью забрался на пуфик у окна и заверил ее, что сообщит сразу, как только его новый папа прибудет.

Часы пробили двенадцать, а жених все не появлялся.

В четверть первого Эмма все так же сидела на краешке стула, время от времени поигрывая рукавами платья, а Алана все не было. Хью ерзал на сиденье и то и дело спрашивал:

— Мама, когда же он приедет?

— Скоро, — отвечала она.

— Мамочка… — позвал Хью, своими маленькими пальчиками сжимая ее руку. — Почему ты плачешь, мамочка?

…Таверна «Кот в сапогах» была на редкость переполнена для такого раннего часа. Мужчины теснились поближе к бару, время от времени поднимая кружки в шутливом тосте за жениха и невесту Шеридан-холла.

— За этого ублюдка Мердока, который за всю жизнь палец о палец не ударил. Пусть теперь со своей женушкой пожинают плоды его труда.

Все разразились хохотом.

— Я не видел эту девку Кортни, но слыхал, она страшна, как крокодил.

— Да еще и с пацаненком, которого прижила, говорят, от румынского цыгана.

— Говорят, у нее вытатуирована пара драконов на заднице. По одному на каждой половине. Когда она идет, то кажется, будто они пляшут джигу.

Снова хохот, сотрясший стены прокуренной комнаты.

Мало-помалу смех затих, когда головы, одна за другой, стали поворачиваться к двери, где стоял граф Шеридан, великолепный в своем дорогом, прекрасно сшитом сером смокинге и брюках в полоску.

Тишина упала камнем, когда Ральф перевел недобрый взгляд с раздосадованных физиономий бражников на Алана, который сидел ссутулившись в темном углу комнаты, обхватив горлышко бутылки виски.

Послышались приглушенные возгласы: «Почему мне никто не сказал, что он здесь?» и «Я и сам не знал». Алан поднял глаза на брата, который подошел и остановился возле столика.

— Вы только поглядите, кто здесь, — протянул Алан. — Какими судьбами, Ральф?

— Уверен, ты прекрасно знаешь, который час.

Он вытащил карманные часы из кармана жилета и открыл крышку.

— Половина первого.

— Ты ничего не забыл?

Алан налил себе еще стакан и оттолкнул бутылку.

— Вообще-то, милорд, я сижу здесь и вспоминаю многое. — Он поерзал на стуле. — Надо признать, что решения, которые я принимал в молодости, не отличались мудростью. И теперь, когда я не так молод, я могу оглянуться на свои ошибки с некоторым пониманием и сказать себе, что не повторил бы их… будь у меня такая возможность.

— И какое отношение все это имеет к Эмме? — поинтересовался Ральф.

Алан провел рукой по волосам и устало потер глаза.