Книга Танго втроем - Мария Нуровская

«Но ведь это не моя вина, что вы оба стареете», – с обидой подумала я.

Неожиданно она громко расхохоталась:

– Заруби себе на носу: ежедневная партия в теннис для него важнее всего, важнее даже самой великой любви. Если бы ты поставила его перед выбором, он выбрал бы корт, а посему тебе лучше не ставить его перед выбором… – Ее лицо стало серьезным. – Но при этом ты – не его алиби и не его защита от старости. Он полюбил тебя по-настоящему… У него и раньше случались романчики. Был даже случай, когда он ездил в Краков к одной актрисе из Старого театра, все об этом знали, а меня это не волновало. Я жила сама по себе, вне нашего театрального сборища сплетников… я даже рада тому, что он с тобой и что вы поженились… это выглядит как-то благороднее… И ты… только не обижайся… ты для него не просто тело, и это меня примиряет с ним… оправдывает в моих глазах…

– Для нас троих, – тихо начала я, – самое важное в жизни – театр…

– Сказала Арманда Мадлене, – закончила она с легкой гримасой. Кажется, она была уже в хорошем подпитии.

– Прекрасной Мадлене! Потрясающей Мадлене!

– И жутко испуганной.

– И чего же она боится? Ей уже нечего бояться…

– «Врачи сказали, что кровь моя сгнила, и я вижу дьявола, и боюсь его».

Я потянулась к ней, а она, обняв, баюкала меня, как мать своего ребенка.

Мы с Эльжбетой после репетиций частенько сбегали куда-нибудь вместе. Гуляли по городу, либо ехали в Лазенки[6]. Иногда уезжали за город на ее машине. Приближалась весна, дни становились все длиннее, погода была прекрасная…

Шла седьмая неделя репетиций, все меньше времени отделяло нас от премьеры. И это чувствовалось. Я мчалась в театр как на крыльях. Меня там ждала уже не только Мадлена, но и Эльжбета. Однажды во время нашей прогулки вдоль берега Вислы я спросила ее:

– Зачем ты показала мне тогда тот фильм? Это что-то значило?

– Просто хотела показать тебе, что киноактриса из меня никакая.

– Да, но в фильме играл и Зигмунд.

– Он был лучше меня.

– Зато теперь ты лучше, это видно всем. Даже не знаю, как он справится с этой ситуацией…

Она взглянула на меня, как обычно чуть скосив глаза. По-моему, у нее было легкое косоглазие. Возможно, поэтому Яловецкий тогда сказал, что в ее лице есть что-то болезненное. Но эта деталь не портила ее, наоборот, придавала женственности и обаяния. Одна из итальянских актрис, не помню ее фамилии, тоже была чуть раскосой, а в прессе ей пели дифирамбы по поводу ее красоты. О, господи, как же ее фамилия?.. Эльжбета наверняка должна ее помнить, но нельзя же взять и спросить ее: «Как фамилия той итальянской актрисы, у которой один глаз чуть косит?»

– Справится, не волнуйся, – сказала она. – Он всегда найдет выход из положения.

В ее голосе послышались недобрые нотки.

– Ты ненавидишь его? – отважилась я спросить, полагая, что наши, превратившиеся уже в более чем тесные отношения позволяют мне задать такой вопрос.

– Может ли нравиться человек, от которого зависишь?

– Ты от него не зависишь. Это он теперь от тебя зависит. Можешь помочь ему сыграть роль, а можешь обломать весь кайф…

Она усмехнулась:

– Я слишком хорошо его знаю – в последний момент он вывернется, придумает что-нибудь и снова будет наверху…

Я покачала головой:

– Да что он может сделать? Через две недели премьера. Мадлена в твоем исполнении великолепна, а его Мольер очень неубедителен…

– Я давно тебе говорила – он не должен был его играть.

– А… – махнула я рукой, – не наше дело.

– Разве? А я думала, что наше…

С некоторых пор я чувствовала, что Зигмунд хочет меня о чем-то попросить, только не знает, как начать. Может, он хочет поговорить о своей роли? С каждой репетицией он играл все хуже. Странно, что у режиссера не было к нему претензий – он не делал ему никаких замечаний. Возможно, режиссер посчитал, что одной звезды вполне достаточно, чтобы держать на уровне весь спектакль. Ведь именно так было с Лонцким. В постановке все могло идти вкривь и вкось, но стоило появиться на сцене Лонцкому, и зрительское внимание было целиком отдано ему. В нашем спектакле «Кабала святош» ярче всех выделялась Мадлена.

– Оля, видишь ли, тут такое дело… – наконец решился Зигмунд на разговор. – Готовится к выходу один новый журнал, что-то вроде польского «Пари-матч», и главный редактор предложил нам обоим дать интервью для его первого номера.

Я ошарашенно уставилась на него:

– Интервью? Вдвоем с тобой?

– Ну да, сразу с нами обоими.

Выражение лица у него было смущенное.

– Но ведь мы с тобой решили не давать подобных интервью. Наша личная жизнь должна была быть табу для всех.

– Согласен, ты, конечно, права, но… они предложили большие деньги, у них богатый фонд… и все такое… это их первый номер. Журнал получил приличную сумму на раскрутку, понимаешь?

– Ага, как все эти немецкие журнальчики, которые то и дело рекламируют по телевизору. «Только у нас! Зигмунд Кмита и Александра Полкувна рассказывают о своих тайнах. Купи и убедись сам!»

Зигмунд все больше заводился:

– Послушай, это совершенно другое дело! А кроме того… Я уже дал согласие.

– Мог бы сперва со мной посоветоваться. Но если ты с ними уже договорился, разве у меня теперь есть выход?

Он пристально взглянул на меня. Зигмунду показалось подозрительным, что я так легко согласилась. А сдалась я так быстро, потому что еще вчера прогуливалась с его бывшей женой, отчего чувствовала себя перед ним виноватой – он ведь ни сном ни духом не знал о наших встречах после репетиций. Как же я потом пожалела о своем поспешном согласии! Интервью превратилось в маскарад с переодеванием. Зигмунда облачили в смокинг, а меня – в длинное вечернее платье, к которому добавили нитку жемчуга. Потом мне еще несколько раз пришлось переоблачаться – то в костюм с мини-юбкой красного цвета (при этом меня заставили дефилировать на высоченных каблуках), то в свитер под горло и юбку. Меня жутко утомили и само переодевание, и позирование перед объективом фотографа, который безапелляционно распоряжался:

– Так, а сейчас обнимите мужа за шею, голова к голове… склонитесь к нему поближе… и улыбочку, пожалуйста, в тридцать три зуба.

«Тебя бы заставить улыбаться во все зубы», – бесилась я про себя, но сделала все, как он велел, – мне очень хотелось, чтобы Зигмунду достались эти деньги, в которых он так нуждался для завершения строительства дома.

– Неужели сумма и правда настолько велика? – спросила я, когда банда фотографа с ассистентами и визажистов наконец убралась восвояси.