Книга Танго втроем - Мария Нуровская

Съемки остались позади, осталось провести интервью.

– Правда, – ответил он, – их хватит, чтобы покрыть крышу.

– Ну, что же, я рада, – закрыла я вопрос.

Беседа с журналисткой на первый взгляд была приятнее фотосессии. Я говорила то, что наметила заранее. И после ее ухода тут же обо всем забыла. Неудивительно, ведь я так спешила в театр. Потом собиралась поехать к Эльжбете. Мы заранее условились на определенный час – она хотела мне кое-что показать. Однажды я ее спросила, чем она занимается в свободное от домашних хлопот время. Как проходит ее день, разумеется, когда нет репетиций.

– Ты ведь уже знаешь, меня содержит дочь, я тебе говорила, – ответила она.

– Ну а вообще что в твоей жизни происходит? Что ты обычно делаешь?

– Звезды рассматриваю.

– Ты серьезно?! Как это?

– У меня на крыше есть телескоп. Ты не представляешь, как это увлекательно. Я знаю о звездах почти все… но хочу знать больше. – Она посмотрела на меня. – Это ты себе вообразила, что все начинается и заканчивается театром. А на свете есть столько интересных вещей. К примеру, астрономия. Иногда я полночи провожу за телескопом. И тогда все становится на свои места. Если бы не это мое увлечение, не знаю, что бы со мной было после его ухода… А так я себе объяснила, что он и я – лишь пылинки в огромном космосе… какое имеет значение, что чувствует какая-то пылинка…

Я была так поражена этим признанием, что долгое время не знала, что сказать. И заявила самое дурацкое из всего возможного:

– Но ты ведь не хотела мириться с разводом, писала разные заявления, только было уже поздно.

– Не писала я ничего. До меня тоже дошла эта сплетня. Неужели и ты думаешь, что я до такой степени глупа, чтобы хлопотать об отмене судебного решения?

– Так значит, это была сплетня?

– А ты еще не привыкла, что в театральной среде сплетня заменяет правду? Об этом известно всем – так удобнее.

– А почему ты так быстро дала ему развод?

– Ну, потому что он этого очень хотел.

– А ты?

Она горько усмехнулась:

– Хочешь спросить, люблю ли я Зигмунда? И да, и нет.

– Совсем как я, – вырвалось у меня.

Я провела с ней на крыше много часов. Она объясняла мне, где какое созвездие находится.

– Вот там, посмотри, Большая Медведица, а там созвездие Возничего… Но самое увлекательное – рассматривать Луну. Ты знаешь, что такое лунные фазы?

– Ну, это такие мини-затмения, – ответила я неуверенно.

– Когда светлая сторона Луны недоступна для наблюдения с Земли, говорится, что Луна прибывающая. И находится она между Солнцем и Землей. С этого момента начинается медленный переход от новолуния к полнолунию… Как-нибудь я тебе расскажу, какое влияние полнолуние оказывает на организм человека…

– Знаю, в это время волки воют на луну…

– Представь себе, люди тоже.

Когда мы спустились вниз, я бросила взгляд на часы – было около двух ночи.

– Ой, как поздно, – ужаснулась я. – Мне надо скорее попасть домой. Можно, я закажу такси с твоего телефона?

– Знаешь что, переночуй у меня. Мы перекусим, и я постелю тебе в комнате наверху.

Я удивленно воззрилась на нее – предложение было шокирующим. Кроме того, Зигмунд не имел представления, где я и что со мной. Позвонить ему я не могла, потому что в нашей однокомнатной квартирке все еще не было телефона. Впрочем, это имело свои положительные стороны: лишний раз никто не побеспокоит. Что касается предложений новых ролей, то меня всегда можно было застать в театре, а Зигмунда – в тех местах, где он бывал с завидной регулярностью. Я не в состоянии была ей сказать, что не могу остаться, потому что ее бывший муж будет обо мне волноваться. Она и сама это хорошо понимала. Не исключено, что именно поэтому Эльжбета хотела всеми силами меня задержать.

– Не хотелось бы причинять тебе хлопоты, – сказала я.

– Останься, мне будет только приятно.

В тот момент я ее ненавидела, но отказать так и не сумела.

– Ты знаешь, что такое «метеоритный дождь»? – спросила она за ужином.

– Не очень.

– Падающие звезды – это всего лишь световой эффект. Происходит он оттого, что метеориты врываются на огромной скорости в земную атмосферу. Самый интенсивный такой дождь наблюдался в ночь с шестнадцатого на семнадцатое ноября тысяча девятьсот шестьдесят шестого года над Америкой, точнее, над Аризоной…

Я посмотрела на нее:

– Жаль, что ты не стала астрономом.

– Сама жалею. Но теперь это всего лишь забава, хобби.

– Зато у тебя есть твое профессиональное дело.

– Ага, любовь, – сказала она и рассмеялась, но это было как-то неискренне.

«С чего я взяла, что она меня любит? – подумала я. – Она ведет какую-то свою игру. Может, она хочет поссорить нас с Зигмундом, поэтому уговорила остаться у нее? Все-таки я должна настоять на своем и вернуться домой на такси. А если она обидится и не явится из-за этого на репетицию…». Я постоянно боялась – вдруг что-то случится, и она не придет?

– То, что ты мне показала, это потрясающе, – сказала я, чтоб прервать молчание, – но на это можно посмотреть один раз, другой, а что дальше?

– Есть такой журнал, называется «Проблемы», время от времени я для него пишу.

– Но ты ведь актриса!

– Уже нет. Я вернулась в театр, потому что для тебя это было важно. У тебя такое трогательное лицо… особенно когда ты вот так испуганно смотришь. Просто я подумала: раз это ее каприз, почему бы мне его не исполнить.

– Каприз? – вскинулась я. – Это твое жизненное предназначение.

– Я так не думаю, моя жизнь не сводится к одному только театру.

– Для меня – да.

– А для меня – нет. И учти это.

Я вскочила с места:

– Да если бы ты по-настоящему так думала, разве бы ты сыграла так эту роль?

– Успокойся и сядь. Я еще не сыграла. Премьеры еще не было, – сурово сказала она.

Ее реакция меня вовсе не удивила – всем известно, что актеры суеверны. И я в том числе, правда, куда в меньшей степени, чем, например, Зигмунд. Как-то перед премьерой он уронил листок с текстом роли. Я нагнулась, хотела поднять и отдать ему, а он вырвал у меня скрепленные листы, бросил обратно на тротуар и принялся топтать ногами. Я думала, что Зигмунд внезапно сошел с ума, а это была всего лишь какая-то актерская примета.

Домой я вернулась утром, около десяти утра, посчитав, что в это время Зигмунд уже уедет на занятия со студентами. Но он меня ждал. Лицо у него было такое, что я невольно испугалась. Он был бледен, под глазами образовались темные круги.