Книга Дело о пустой консервной банке - Эрл Стенли Гарднер

Миссис Джентри взглянула на Мейсона. Тот, не повышая голоса,но намеренно придав ему солидный, сугубо деловой тон, сказал:

– Садись, Артур. Я хочу с тобой поговорить.

Глаза Артура и адвоката встретились. Молодой человек,немного поколебавшись, неуверенно присел на краешек стула.

– Впервые ты столкнулся с трагедией в жизни – убийством. –Мейсон не отрывал взгляда от лица Артурчика. – У меня же их были десятки. Я незнаю многого о мисс Санли. И давно замечаю, что ты пытаешься ее всеми правдамии неправдами выгородить. А тебе не приходило в голову, что самым вернымспособом обратить беспощадный, враждебный свет рампы всеобщего внимания на неебыло бы искажение истины, твоя попытка отвести от нее подозрения?

Выражение лица Артура Джентри неожиданно изменилось: то, чтосказал адвокат, его явно заинтересовало.

– Я вас не совсем понимаю… – начал было он.

– Ты замалчиваешь или искажаешь факты, чтобы не впутывать вовсе это Опал Санли, – сказал Мейсон. – И ты очень скоро убедишься, что нетолько вовлек ее в это дело, но представил обстоятельства в неблагоприятном длянее свете.

– Что это за неблагоприятный свет? – вдруг взъерошившись,спросил Артур Джентри.

– Порядочные люди, – отчеканил Мейсон, – даже ради женщин неговорят неправды, когда идет следствие об убийстве. Ты понимаешь меня?

– Не вполне.

– О тебе у меня складывается неплохое впечатление. И вглазах общественности ты будешь выглядеть вполне приличным молодым человеком.Но, однако, все будут считать, что побуждения, которыми ты руководствуешься,чтобы сказать неправду для выгораживания женщины, наверное, более серьезны, чемты стараешься их представить. Не желаю с тобой спорить, уговаривать, – продолжалМейсон. – Я сообщил тебе факты. Если ты намерен втянуть Опал Санли в это дело,хочешь скомпрометировать ее, хочешь, чтобы в газетах о ней судачили на разныелады как о женщине, старше тебя по возрасту и водившей за нос молодого парня…Ну что ж…

Джентри вскочил со стула, словно боец, готовый по первому жесигналу гонга ринуться на противника.

– Нет, вы не смеете так говорить, – закричал он, – вы несделаете…

Мейсон молча поднял руку, призывая к спокойствию.

– Больно бьет по самолюбию, да? – спросил он. – А больнопотому, что ты знаешь, что это – правда. Ну, что ты хочешь сказать мне теперь?А?

– Ничего, – внезапно снова замкнувшись в себе, ответилмолодой Джентри.

– Ну хорошо, – сказал Мейсон. – А теперь уходи! Я тебесказал, что не намерен спорить. Я сказал тебе все. И то, что я сказал,справедливо, поскольку, словно кислота, разъедает ложь. Единственное, чего онане в силах преодолеть, – это чистоты правды. Мои слова будут будить твоюсовесть, пока не победят фальшь и не доберутся до истины. И тогда тычистосердечно признаешься своей матери или мне, только после этого тебе станетлегче… А теперь я занят. У меня больше нет времени разговаривать с тобой. Досвидания.

Джентри, готовый к сопротивлению, когда мать ввела его вкабинет адвоката, теперь, казалось, был ошеломлен этим неожиданно пришедшимосвобождением.

– Как, – удивлению его не было границ, – я же еще не сказал…

– Извини, Джентри, – поднялся с кресла Мейсон. – У меня нетвремени, чтобы тратить его впустую. Можешь не утруждать себя дальнейшимиразговорами, пока серьезно не обдумаешь все, что я сказал. Счастливо, миссисДжентри. Дайте мне знать, если захотите видеть меня снова.

В ее глазах адвокат уловил беспокойство и… благодарность.

– Спасибо, мистер Мейсон. Пойдем, Артур.

Сын в нерешительности остановился у двери, потом вдруграспрямил плечи, поднял подбородок и шагом победителя вышел, резко рванувдверь. Он бы ею хлопнул еще сильнее, не будь автоматического стопора.

– Молодость в ярости, – усмехнулся Мейсон, взглянув на ДеллуСтрит.

– Я думала, он бросится на вас, – улыбнулась Делла Стрит, –когда вы заговорили об Опал Санли.

– Да, он мог бы. В его возрасте – обычное дело: считает, чтопоступит по-мужски. Иногда и не знаешь, Делла, что сказать, но насколькопрекрасна горячая, необузданная молодость, у которой нет времени взвешиватьнедостатки, обдумывать последствия и собственные действия, по сравнению созрелым видением, как мы привыкли это называть.

– Поддаться бы этому импульсу, а? – Делла снова взглянула сулыбкой на своего шефа.

– Вот именно! – сказал он.

Оба рассмеялись.

– Что ж, неплохая идея. Больше мудрого услышишь от водителятакси по пути домой, чем иной раз в юридическом учреждении. Ну а что с темзакодированным текстом на банке? – посерьезнела секретарь и помощник адвоката.

– Ты прямо готова заставить меня работать без отдыха! –упрекнул ее Мейсон. – Я скоро начну кусаться. Спрашиваешь, что с тем кодом?

– Вы уже думали над ним?

– Очень долго, возможно, слишком долго.

– Послушайте, шеф, если это шифр, нельзя ли его прочитать? Всообщении девять слов, а я всегда была уверена, что любой шифр можно разгадать,если сообщение достаточно длинное.

– Пожалуй, да, – согласился Мейсон, – но, по-моему, это необычный шифр, в котором заменены лишь буквы.

– Почему вы так думаете?

– Давай проанализируем вместе. Девять слов. Пять из нихначинаются с буквы «В». Буква «В» встречается в каждом слове по крайней мереодин раз.

– А не указывает ли это на то, что эта буква обозначает однуиз наиболее распространенных букв: «Е» или «А»?

– По-моему, Делла, ты упускаешь самое существенное в этомсообщении.

Она продолжала пристально вглядываться в отпечатанный намашинке текст, который Мейсон придвинул поближе к ней. Помолчав, Делла сдосадой бросила:

– Нет, не могу понять!

– Посмотри внимательнее еще раз. Это относительно просто.

– Вы имеете в виду, что в шифре не встречается короткихслов? Да?

– Это одно, – сказал Мейсон. – Самое короткое слово состоитв сообщении из пяти букв. Самое длинное – из шести. Интересная особенность!Девять слов. Три из них из пяти букв, а остальные шесть – из шести. Но есть ещекое-что гораздо более важное, чем это.

– Что же? – нетерпеливо спросила Делла.

– Сдаешься? – улыбнулся Мейсон.

Она молча кивнула.

– Последние буквы алфавита здесь вообще не представлены, –подытожил он. – Все сообщение состоит из слов, составленных с помощьюдвенадцати букв алфавита.