Книга Думатека (сборник) - Елена Щербакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один человек родился маленький-премаленький. И все думали, он урод, и его даже ветер сдует такого маленького, как только он выйдет на порог своего дома. Мальчик болел, унывал, хотя умел решать задачи и был сообразительным. Благодаря своему дару он приобрел всякие таланты и овладел искусством.
Но однажды он понял, что он больше не знает, как жить дальше, когда вокруг него одни неудачи, и все, что он ни сделает, пропадает даром. Точно тяжелый камень опускается в море, так грустно было у него на душе. Мальчик впал в отчаяние и не знал, как жить дальше.
Тогда один врач посмотрел на него и сказал:
– Ему не нужно ни о чем думать плохом, а больше радоваться жизни, какая она есть, и уметь смеяться со всеми.
Мальчик ничего не понял. Как можно было радостно смеяться, когда одни неудачи вокруг? И ему жизнь показалась каверзой.
Вдруг его что-то будто кольнуло больно-больно. И мальчик подумал, это ошибка. Мне жизнь много чего дала и научила, и я благодаря ей и стал правильно смотреть вокруг себя.
Но вдруг над небом нависла большая туча, подул сильный ветер, и теплые светлые дни, похоже, закончились для него. Настроение многих людей испортилось, они стали ругаться и враждовать.
Очень неспокойно стало мальчику. Он подумал: «Люди от глупости и незнания воюют между собой». И опять его сильно и больно кольнуло. И он понял, нельзя учить тех, кого не знаешь. Мальчик посмотрел на людей со стороны, и они показались ему смешными и забавными. И он засмеялся весело и радостно.
– Отчего он смеется? – как-то инкогнито поинтересовался о нем один шпион и решил арестовать его, схватить и ограбить весь его дом.
Вор-шпион стал нападать на мальчика, устраивать ему злые ловушки, чтоб ухищрением принизить и уничтожить его душу, а благосостояние присвоить себе.
И тогда мальчик вспомнил всю свою науку и умения в искусстве, увидел, куда направлено зло, и кто его уничтожает. И стал смеяться громко-громко.
Его добрый смех уничтожал зло, заряжая воздух самым добрым и лучшим. И таких воздушных точек и облаков смеха становилось много-много. Они заполнили весь его дом, спрятав мальчика от зла. Огонь спасительного смеха сжигал всю людскую грязь и насмешки.
И вор тогда подумал: «Там, в том доме, живет богатырь-дюжий смех, он так умеет смеяться, что я не понимаю, что с ним, и не услежу за ним. Все, что он не делает – то смех и только смех».
– Добрый смех, здоровый смех, – разнеслось далеко-далеко.
И все поняли, что мальчик стал сильным и большим.
09.03.16.
Точно драгоценный рубин, чаша спелой вишни, ягоды которой туго наполнились свежим соком, и в каждой – свой неповторимый секрет. Ветки высокой вишни напомнили длинные ряды праздничных столов. Каждая ягодка, как сама чаша с пряным горячим супом, в котором плавает ложечка-листик, и белый блик в чашке похож на добавленную сметанку для вкуса.
Дерево шумело, как гости в большом ресторане или столовой, где на столах уже накрыты угощения. Солнце так играло с ягодами, что можно было ослепнуть от множества бликов, как от вспышек фотоаппаратов. Сколько их! Ах! Не перечесть, и щелкают, как кузнечики, листики, создавая от ветра соударения. Так бьется стихия, нарушая, сбивая ритм. Воробей присел послушать, о чем бушует ветер. Вишенки глядели вокруг себя, переговаривались между собой, и от этого создавалось легкое потрескивание, точно во дворе кололи дрова, и летели щепки. Вишни росли по две, как братья, и даже по пять, словно группка за столиком. Весь их разговор был похож на большое обращение, словно целая система, и будто что-то двигается, как колесо или винт. Какое-то вечное движение в том.
– Попробуйте угадать, кто мы, – начали торговаться вишенки со мной.
– Ох, сколько их, не счесть, как же выпутаться из такой неразберихи? Каждая вишенка хороша.
– Но не каждая наряжается и наливается сладким соком в одно и тоже время. У каждой свой срок. Попробуй узнать, поймать нужную секунду или день, и ты успеешь выиграть время. Вот это судьба! Я набрала баул вишен, теперь могу загадывать о будущем.
04.02.16.
В оркестровой яме лежали музыкальные инструменты и сквозь пюпитры рассматривали друг друга. Накануне начисто отрепетировали весь концерт, и мелодии так въелись в корпуса инструментов, что, казалось, те играли музыку даже в полном покое. Уж что с титаническим трудом входит внутрь оркестра, то с трудом оттуда и высвобождается. Так думали и знали все инструменты, а барабаны подтвердили:
– Что вдолбишь себе в голову, то потом не выдолбишь.
На задах, как акулы с разинутыми пастями, лежали Контрабасы. И маленькие Скрипочки, натянув струнки, попискивали на них, как дрожащие мышки:
– Нам страшно оттого, что вы смеетесь. Нам страшно оттого, что вам весело.
Контрабасы возмутились, выпятили по-генеральски груди и пробасили:
– Жила тонка! Пошли бы жрать!!!!!
– Поосторожнее, – загудели Виолончели, – у самих расквашенные рожи! Посмотрели бы на себя в зеркало. И все из-за того, что грубо выражаетесь.
– Не грубо, а долго зимуем на галерке, но еще не забыли, в чем суть дела.
– Вы что, из-под Можайска приехали?
– Как хотите, так и думайте. Можете говорить о нас, что угодно, все равно не берем в расчет.
– Вы еще на что-то рассчитываете? Мы же опухли от голода. Нас, наверное, обманула Лиса Алиса и Кот Базилио. Вы знаете их?
– Не будем о плохом, а то мы обидимся, – загудели Контрабасы. – И дела застопорятся.
– Тише, тише, – легкий невидимый взмах дирижера, и музыкальные инструменты примолкли.
Дирижер прошел, как тень, окинул взглядом все инструменты, которые он знал как свои пять пальцев. Со стороны послышалось что-то, вроде гудения тока. Нет, это Скрипки настраивались, чтобы начать легкое рассуждение-импровизацию.
Дирижер привстал, подпрыгнув в колене, как зайчик-лыжник. И показалось, что весь зал попал в страну-зазеркалье. Скрипка повернулась кленовым боком, пряча еловую сторону деки. И ноты расползлись по тактам как пролившееся вино, точно курица царапнула корявой лапой, напустив легкий страх или транс.
«Быть или не быть», – прозвучал мотив-пароль. И весь зал проник в зазеркалье, где пароль начинал творить чудеса, как волшебная палочка. Палочка дирижера помахивала, как ветка новогодней елки. И весь оркестр напомнил ельник, где елочки росли в три ряда от малой до большой, от Скрипок до Контрабасов.
Дирижер сверил часы, и оркестр стал часовым механизмом, который под действием дирижерской палочки заработал, точно ключик в будильнике включил завод. Виолончели гудели, что пчелы в улье. И нотки исчезали, как секунды в башне, через круглые отверстия в Виолончелях в потусторонний таинственный мир.
