Книга Зима на Майорке - Жорж Санд

засады на дорогах, нападали на города и деревни, удерживали с целью получения выкупа даже самые небольшие частные дома, захватывали поместья всего в половине лье1 от города и выпрыгивали едва ли не из-за каждого камня, требуя от путешественника кошелек или жизнь.

[1 лье – старинная французская мера длины, имевшая неодинаковое значение в разных местностях, приблизительно 4,5 км на суше; как мера длины на море – 5,556 км]

Мы отважились проехать несколько лье вдоль побережья, но не увидели ничего необычного, за исключением нескольких отрядов кристиносов1, отправляющихся в Барселону. Нам сказали, что это лучшие войска в Испании, и это была правда. Об этом говорил их безупречный внешний вид, хотя было странно видеть хорошо одетый личный состав в самый разгар военных действий. Тем не менее, и солдаты и лошади выглядели исхудавшими. Лица солдат были до такой степени изможденными и желтушными, а лошади так низко опускали головы и казались такими костлявыми, что весь их вид напоминал о перенесенных муках голода.

[1 Эти войска использовались для поддержки регентши Марии Кристины. Оппозиционные силы, поддерживающие другого претендента на престол Дона Карлоса, брата Фердинанда VII, назывались карлистами.]

Еще более грустные чувства вызывал вид оборонительных сооружений, возведенных вокруг каждой, даже самой маленькой, деревушки, а также на подступах к каждому, даже самому крошечному, домику. Как правило, такие сооружения располагались напротив входа и представляли собой либо сложенную без раствора насыпь с зубчатой башней наверху (стены которой были не прочнее нуги), либо возведенные вокруг каждого жилища небольшие укрепления с амбразурами – свидетельство того, что ни один обитатель этих плодородных земель не был уверен в своей безопасности. То здесь, то там можно было видеть эти примитивные сооружения разрушенными, с еще сохранившимися признаками недавней схватки.

Вместе с тем, миновав полосу мощных труднопреодолимых укреплений, возведенных вокруг Барселоны, пройдя через бесчисленное множество ворот, подъемных мостов, опускных решеток и крепостных валов, мы увидели совсем мало признаков того, что город находится в состоянии войны. Солнечным днем, за тройным кольцом артиллерийских орудий, изолированная от всей остальной Испании разбоем и гражданской войной, жизнерадостная молодежь

Барселоны, прогуливалась по длинной, обсаженной деревьями и застроенной домами улице (rambla), напоминающей французский бульвар – с красивыми, элегантными, кокетливыми женщинами, сосредоточенными лишь на правильности складок своих мантилий и виртуозности владения веером; мужчинами, увлеченно курящими свои сигары, смеющимися, непринужденно беседующими, бросающими тайные взгляды на дам, развлекающими себя итальянской оперой, и не подающими ни малейшего вида, что их хоть сколько-нибудь заботят события, происходящие по ту сторону городских стен. Однако, с наступлением ночи, когда заканчивалась опера и зачехлялись гитары, город переходил во власть serenos1, заступающих в караул, и на фоне монотонного шума морского прибоя, не слышно было ничего, кроме грозных окриков караульных и еще более грозных звуков выстрелов, доносящихся то поодиночке, то одновременно из разных точек, то издалека, то совсем с близкого расстояния, но каждый раз прекращающихся только с наступлением рассвета. Только тогда на час-другой все замирало. Казалось, буржуазия засыпала глубоким сном, а порт, наоборот, пробуждался, и моряки приступали к своим повседневным делам.

[1 исп. sereno – караульный, стоящий в ночном дозоре]

Если бы в дневное время вы поинтересовались у кого-нибудь из праздно гуляющих и развлекающихся людей, что за странные тревожные звуки вы слышали этой ночью, вам бы в ответ улыбнулись и сказали, что никто из них ничего подобного не заметил. Да и спрашивать об этом было не принято.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

Предположительно пятьдесят лет назад два английских путешественника открыли долину Шамони, расположенную в Альпах, по крайней мере, так гласит надпись, высеченная ими на камне у подножия ледника Мер де Гляс.

С точки зрения географического положения этой миниатюрной долины подобное утверждение может показаться несколько преувеличенным, но вполне оправданным, если учесть, что те путешественники, чьих имен я сейчас не помню, первыми открыли эти романтические места поэтам и художникам, в том числе Байрону, который именно здесь задумал свою знаменитую трагедию «Манфред».

В широком смысле, с точки зрения моды, Швейцария стала открытием для светского общества или артистической богемы только в прошлом веке. Жан Жак Руссо стал поистине Христофором Колумбом альпийской темы в поэзии, а также, как справедливо заметил месье де Шатобриан, родоначальником романтизма во французской литературе.

Возможно, мои достижения не столь значительны, чтобы претендовать на такое же бессмертие, какое заслужил Жан Жак, но, учитывая тот известный опыт, который я имею, я бы, пожалуй, могла последовать примеру тех двух англичан, оставивших надпись в долине Шамони, и таким образом претендовать на роль первооткрывателя острова Майорки. Однако мир стал настолько взыскательным, что сегодня недостаточно просто высечь свое имя на каком-нибудь балеарском утесе. Сегодняшняя аудитория ждет от меня подробного повествования или, по меньшей мере, достаточно художественного описания моего путешествия, которое было бы способно вызвать в читателе желание отправиться по моим следам. За все время пребывания в этой стране ко мне так ни разу и не пришло чувство восторженности, и я не буду претендовать на факт совершения открытия ни посредством наскальных надписей, ни на бумаге.

Если бы я писала свое повествование тогда, под тяжестью одолевающих меня лишений и невзгод, едва ли было бы возможно вести описание своего открытия в восторженном тоне, и ни один мой читатель не поверил бы в то, что таковое имело место. Тем не менее, сегодня я осмелюсь заявить, что да, имело – открытие Майорки миру художников как одного из красивейших мест на земле и одного из самых малоизвестных. Там, где живописать нечего, за исключением природных красот, литературные попытки их запечатлеть выглядят настолько никчемными и неуместными, что я к ним даже и не прибегала. Передать любителю странствий все величие и очарование природы можно только с помощью пера художника или резца гравера.

В моей памяти так и не пробудились бы сегодня воспоминания того далекого времени, если бы одним недавним утром я не нашла на своем столе занятный томик Ж.-Б. Лорана «Воспоминания о путешествии художника на остров Майорка».

Для меня было истинным удовольствием снова открыть для себя Майорку с ее пальмовыми деревьями, алоэ, памятниками арабской культуры и греческими одеждами. Я узнавала каждое описываемое в книге место по особой характерной для него поэтичности. И все воспоминания, уже давно забытые, или, по крайней мере, считавшиеся мною забытыми, воскресли в моей памяти. Любая лачуга, любая