Книга Мятежный - Кэти Эванс

понижает голос:

— У него лейкемия, Грейсон. Твой отец должен передать управление своему сыну.

— Не смотри на меня так, будто я могу почувствовать хоть чуточку жалости.

— Он уже всё подчистил. Больше никаких убийств. Все компании теперь исключительно финансовые. У нас больше нет явных врагов. «Андеграунд» – довольно успешное предприятие, и он хочет официально передать его своему сыну. Неужели ты настолько бессердечен, что откажешь отцу в последней просьбе?

— Ну, что сказать, в моих жилах течёт его кровь.

Я хватаю чёрную футболку и натягиваю её, но не из скромности, а чтобы начать загружать своих малюток. Мой глок[1], Ка-Бар[2], два ножа поменьше, две серебряные звезды.

— Мальчик… — Эрик делает шаг ко мне, и я встречаюсь взглядом с его единственным не искусственным тёмным глазом. Я не видел Эрика несколько лет. Это он научил меня пользоваться «.38 Special»[3]. — Он умирает, — многозначительно подчёркивает Эрик, кладя руку мне на плечо. — Ему осталось совсем немного времени. Шесть месяцев, а, может, и меньше.

— Удивлён, что он решил, будто я стану волноваться.

— Может быть, когда ты закончишь путаться с бабами, тебе станет не всё равно. Мы, — он указывает на мужчин в комнате, — хотим, чтобы тем, кто возьмёт руководство на себя, был ты. Мы будем тебе верны.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на своего сводного брата Уайатта, «Спеца» – любимчика моего отца.

— Стать мальчиком на побегушках и делать то, что он говорит? Нет уж, спасибо.

— Мы будем верны тебе, — подчёркивает Эрик. — Только тебе.

Эрик резко поворачивает голову в сторону парней. Один из них рассекает себе по центру ладонь. Вскоре остальные тоже следуют за ним.

На пол капает кровь.

Эрик наклоняет голову и режет собственную ладонь.

— Мы клянёмся тебе, — говорит дядя и протягивает мне окровавленную руку.

— Я не ваш лидер, — говорю им.

— Ты станешь нашим лидером, когда узнаешь, что твой отец согласен наконец-то открыть местонахождение твоей матери.

Как только Эрик упоминает её, по моим венам начинает растекаться лёд, и голос твердеет.

— Что ты знаешь о моей матери?

— Он знает, где она, и, если ты не пойдёшь с нами, эта информация умрёт вместе с ним. Из-за морфия он постоянно находится в бредовом состоянии. Нам нужно, чтобы ты вернулся, Грейсон.

Я не позволяю обнаружить на своём лице смятение, которое испытываю. Моя мать. Единственное хорошее, что я помню. Никогда не забуду выражение её лица, когда совершил своё первое убийство. Прямо у неё на глазах я потерял человеческое обличие и позволил маме увидеть, что её сын превратился в животное.

— Где он? — рычу я.

— Он летит на место боя, наш самолёт тоже готов, мы встретимся с ним там.

Я запихиваю в чёрную сумку вещи. Ноутбук. Ещё немного оружия. Когда имеешь дело с моим отцом, то не можешь действовать напрямую. Отец учил меня поступать нечестно. Полагаю, что учился я у самых лучших. Хватаю нож Leatherman[4], глубоко вонзаю его в свою ладонь и хлопаю по ладони Эрика, наша кровь смешивается.

— Только пока мы её не найдём, — шепчу я. Другие мужчины подходят и жмут мне руку.

Я смотрю им в глаза, чтобы убедиться, что они встретили мой взгляд. В нём таится угроза, и я надеюсь, что если они знают меня, то воспримут её со всей серьёзностью.

Независимо от того, какие произносятся слова, какие совершаются действия, я никогда, никогда не отвлекаюсь от чужих глаз. То, как рыскают направо и налево их глаза, как вспыхивает в них огонь, говорит мне больше, чем информация, полученная при взломе чьего-нибудь компьютера. Но сам я тоже так делаю.

Я никому не доверяю. Моя правая рука не доверяет левой. И как самому могущественному из девяти мужчин, стоящих передо мной, меньше всего я доверяю Эрику Слейтеру. Но так уж вышло, что он тот, к кому я лучше всего отношусь. К нему и моему другу Си Си Гамильтону. Но Си Си навещал меня даже после того, как я уехал, тайно помогая искать след матери. Я доверяю ему настолько, насколько вообще могу доверять человеку. А это значит, что мне по-прежнему приходится проверять Си Си каждый раз, когда он у меня появляется. Никогда нельзя быть уверенным, что отец не знает о наших встречах.

Чёрт, даже с клятвой на крови мне нужно будет убедиться в преданности каждого из этих людей, прежде чем они смогут получить от меня хоть какое-то подобие доверия.

♥ ♥ ♥

Совершив перелёт на самолёте, мы находим отца в лос-анджелесском подразделении «Андеграунда» в закрытой комнате, заставленной камерами. «Андеграунд» – один из источников нашего существования. Место, где каждый сезон два-три раза в неделю бойцы сражаются друг с другом. Мы организуем мероприятия, продаём билеты, устраиваем бои в складских помещениях, в барах, на стоянках – везде, где можно собрать людей и извлечь приличную выгоду. Одни только билеты приносят нам целое состояние. Но игра на тотализаторе дополнительно помогает получить в десять раз больше.

Сегодня вечером мы пришли в бар, переделанный из склада, битком набитый орущими людьми и жёсткими поединками. Раньше мне нравилось планировать места, где будут проходить бои, какой боец и с кем будет драться, но сейчас обо всём этом заботятся другие. Обо всём – от организации до боёв и тотализатора.

Пока продолжается поединок, я спускаюсь вместе с Эриком, глаза сканируют толпу, оценивая количество зрителей, расположение камер наблюдения, выходы.

Мы проходим по небольшому тёмному коридору, останавливаемся у последней двери, и Эрик открывает её рывком.

— Мне надо расценивать твоё присутствие здесь сегодня как то, что ты принял моё предложение? — спрашивает отец, как только распахивается дверь и я вхожу. Сразу же проверяю комнату на наличие выходов, окон, прикидываю количество людей.

Он смеётся, но это очень слабый звук.

— Как закончишь гадать, есть ли у меня снайпер, готовый тебя пристрелить, может, подойдёшь поближе? Надо думать, тебя оскорбляет одно только моё присутствие.

Я холодно ему улыбаюсь. Враги называют Джулиана Слейтера «Головорезом»; его считают человеком, который избавляется от своих проблем старым проверенным способом. Даже сейчас, когда отец слаб и находится в инвалидном кресле, не стоит недооценивать тот ущерб, который он может нанести. В мире, где человек оценивается по своим способностям к разрушению, мой отец был бы ядерной бомбой. И представьте себе. Этот ублюдок уже изрыгает на меня