Книга Возвращение катаров - Хорхе Молист

И все-таки однажды ночью, в октябре, баскские скалолазы, оплаченные французами, смогли преодолеть шестьдесят метров вертикальной стены, застав врасплох защитников Рока.

И после того как был захвачен Рок, каталонская армия поднялась в гору и постепенно, сражение за сражением, завоевала всю восточную часть вершины горы, расположенную на высоте в тысячу двести метров. Там они установили свои катапульты и, камень за камнем, уничтожали дома и жителей, укрывшихся в крепости.

Был потерян доступ к тайным тропам, которые до недавнего времени обеспечивали связь осажденной горы с окружающим миром. А значит, не было больше ни подмоги, ни провизии, ни надежды.

Затем, прямо на Рождество, враг захватил восточную дозорную башню и здания, расположенные вне крепостной стены, в которых хранился почти весь запас дров, жизненно необходимых зимой в горах.

Из ее драгоценностей, когда-то предмета зависти всех благородных дам Окситании и Прованса, осталось лишь ожерелье с рубинами, красными, как кровь, преподнесенное королем.

Сняв перчатку, она пошарила в сундуке в поисках этого милого сердцу предмета, полного воспоминаний. Коснулась холодного зеркала и подумала о своей красоте, которую много лет назад воспевали трубадуры.

Зеркало всегда было ее близким другом, возвращавшим ей ту соблазнительную улыбку, которая сводила с ума окситанских рыцарей. Но эта задушевная дружба с зеркалом прервалась, когда она начала терять свои прекрасные зубы.

Песни переживут ее красоту. Физическая красота уходила со временем, как развеивались все материальные соблазны, созданные злым Богом и дьяволом. Но еще быстрее красота исчезала в бедах и лишениях. Карен больше не смотрела на себя в зеркало.

Она нашла ожерелье и надела его.

Затем опустила капюшон и скинула шубу из медвежьей шкуры. Она быстро разделась, дрожа всем телом от холода. Обнаженная, только с ожерельем на шее, женщина на ощупь нашла королевское платье и надела его.

Несмотря на прошедшие тридцать лет и на рождение троих детей, платье все еще было ей впору.

Накинув шубу и надев перчатки, она пошла к слабо освещенной двери. Деревянный пол скрипел под ногами.

Дойдя до притолоки, Карен послала воздушный поцелуй тем, кто по-прежнему спал в темноте, и почувствовала, что порывы воздуха стали сильнее и холоднее.

Она решительно двинулась по каменным ступенькам, которые спускались со второго этажа укрепленного дома до уровня улицы.

Полное сверкающих звезд небо высилось над ее головой. Ниже раненое селение в белом саване снега простиралось на запад, все еще окруженное не защитившими его стенами.

Справа в темноте высились Пиренеи. Горы Сан-Бартоломео и Суларак, более двух тысяч метров высотой, преграждали путь теплым южным ветрам.

В конце долины, тоже справа, виднелись костры французов, посланных сенешалем Каркассона. Они называли ее любимую деревню Головой Дьявола и Синагогой Сатаны. Там же расположились лагерем архиепископ Каркассона со своими наводящими ужас инквизиторами и известный как лучший специалист по военным машинам епископ Дюран. И он оправдывал свою репутацию, каждый день посылая на их головы огненные шары, которые горели даже на голом камне. Большими камнями из своих катапульт он разрушал стены домов и башни.

По ночам Дюран останавливал машины и предоставлял действовать природе с ее еще более безжалостным оружием — холодом при отсутствии дров.

Вдалеке, у восточной крепостной стены, плясал отблеск огня, разведенного врагом под скалистой горой, на которой высилась все еще мощная защитная башня. Это было хуже, чем военные машины епископа.

— Вы все тут сгорите, проклятые еретики! — кричала солдатня. Несмотря ни на что, самым большим желанием осажденных было приблизиться к свету этого огня и укрыться от ледяного хлещущего ветра.

Но это было бы самоубийством. Недолго бы длилось удовольствие того, кто решился бы высунуть нос за крепостную стену: ловкие французские лучники за несколько секунд изрешетили бы несчастного.

Карен медленно спускалась по лестнице, нащупывая ступеньки ногами, обутыми в толстые ботинки из кожи и меха. Земля была скользкая, а справа зияла черная пустота.

Она ступила на булыжную мостовую и направилась к небольшой площади с жилыми домами. Единственным местом в деревне, где горел огонь, был дом, укрывавший больных, раненых и детей. Она пересекла площадь быстрым, но осторожным шагом; слабый свет из окон дома и мерцание звезд освещали ей путь.

Вдруг женщина испуганно остановилась. Посреди площади, в сумраке, виднелась неподвижная фигура.

Ее сердце екнуло, страх сжал сердце. Призрачный силуэт, словно излучающий свет, придавал фигуре неземной облик. Может, это призрак. Боже мой! Ведь столько умерших!

Она стояла неподвижно, чувствуя комок в горле, слыша только голоса, доносящиеся из дома, и завывания ветра. Карен чувствовала, как внутри нее растет странное желание разглядеть этот призрак, приближавшийся к ней. Ее сердце колотилось от страха, и она попыталась броситься прочь, но не смогла. Ноги не слушались, они не двигались! Она хотела кричать от ужаса. Но продолжала стоять, ничего не предпринимая, замерев, охваченная паникой, между тем как нереальная фигура приближалась — медленно, мягко, неизбежно, как смерть. Еще мгновение, и она почувствует ледяное прикосновение… и тогда сердце разорвется от ужаса.

И вот здесь она просыпалась. Карен хотелось бы продолжить сон и покончить с этим, чтобы не страдать больше, но она всегда просыпалась.

Карен посмотрела на Хайме, умиротворенно спящего рядом, и погладила его по спутанным черным волосам, в которых кое-где уже пробивалась ранняя седина. Она задумчиво разглядывала его и затем, вздохнув, тихонько напела, как колыбельную:

— Ты хочешь знать, Хайме, хочешь знать. Но ты не знаешь, как это будет больно!

21

— Как ты себя чувствуешь после этой ночи? — спросил он.

Она молча смотрела на него, прожевывая кусок, в глазах у нее плясали озорные искорки.

Холод на улице и запотевшие окна придавали домашний вид этому придорожному ресторанчику недалеко от Бейкерсфилд. Его специализацией были завтраки. Ресторан был одним из этих простых, но полных колорита местечек, где дальнобойщики, полицейские и дорожные торговцы объединяются, чтобы вместе попить кофе.

Хайме и Карен были голодны и попросили по большому стакану апельсинового сока, яичницу с беконом, картошку-фри и тосты с маслом и джемом. Маленький исцарапанный стол оказался заставлен тарелками.

Несмотря на затрапезность заведения, для Хайме оно только что превратилось в преддверие рая. Он много лет не чувствовал ничего подобного. Две чашки, распространяющие сильный аромат кофе, довершали картину. Но самое главное: она, Карен. Напротив него, такая красивая, такая необыкновенная, такая яркая, что, казалось, заполняла собой почти пустой ресторан.