Книга Возвращение катаров - Хорхе Молист

Хайме был счастлив, бесконечно счастлив. Ему было трудно поверить в свою удачу, в то, что все реально. Он завоевал эту женщину, которая казалась такой недоступной. Еще больше его радовало то, что секс с ней был великолепным. По крайней мере, для него.

— Это было совсем неплохо, — ответила Карен, проглотив. — Не беспокойся, ты сдал экзамен успешно. А как это понравилось дону Хайме? — спросила она, добравшись до кофе и делая глоток.

— Дону Хайме — очень. Но его кредитная карточка серьезно пострадала.

Смех Карен раздался из кофейной чашки.

— Хорошо, на этот завтрак приглашаю я. Не хочется, чтобы по моей вине ты попал в список должников.

— Спасибо, что беспокоишься о моих финансах.

— Надеюсь, тебе еще придется приглашать меня на ужин, а для этого твоя кредитная карта должна быть в порядке.

— Для тебя у меня всегда открыт кредит, особенно если каждый ужин будет заканчиваться такой ночью, как вчера.

Карен рассмеялась.

— Развратник, — осудила она. — Ты сначала пригласи, а судьба и желание распорядятся дальнейшим.

— Я надеялся на что-то более определенное.

— От адвоката? Ты, наверное, шутишь.

На этот раз расхохотался он. Молодые люди продолжили завтрак.

«Пора уже поднабраться опыта, — подумал Хайме. — Имея за плечами развод и несколько любовных связей до и после него, смешно так увлекаться женщиной». Он чувствовал себя как школьник, влюбленный сильнее, чем в первый раз. Он всегда считал влюбленность возрастной болезнью, как корь, но сейчас, почти в сорок лет, ему окончательно вскружила голову эта кокетка, в которой он интуитивно чувствовал опасность. И это ощущение опасности окончательно сводило с ума.

Но было и еще кое-что, что пришло с годами: понимание того, что эта полнота жизни, которую он ощущал, — небесный подарок, и было бы грешно им не насладиться. Этим утром он проснулся бесконечно счастливым, и Хайме знал, что в будущем ему придется тяжело бороться за то, чтобы эти мгновения повторялись.

«Сейчас» и «сегодня» были неповторимы. Хайме наблюдал, как первый луч солнца проникал сквозь стекла. Чувствовал запах бекона и кофе. Его возбуждал один только голос этой женщины. Ее улыбка, улыбка Карен, была даже лучше, чем солнце этим холодным утром. С трудом потянувшись через заставленный стол, он взял руку Карен в свою, и она приняла его ласку. За прикосновением последовала встреча взглядов. Хайме почувствовал, что небесные врата открылись, и их накрыла волна полного, пьянящего, редко выпадающего счастья.

Хайме и Карен пересекли Бейкерсфилд и повернули в сторону Сьерра-Невада. Вскоре слева от шоссе появилась река Керн, затем — указатели въезда в национальный парк Секвойи.

Какое-то время они ехали вдоль реки, параллельно шоссе. Карен показала Хайме парковку, где стояло уже довольно много машин.

— Давай, надо еще немного пройти.

Они надели куртки и перчатки и окунулись в прохладное утро. Карен вышла на широкую тропинку между высоких деревьев и направилась по ней как человек, хорошо знающий дорогу; Хайме же, державшийся за ее руку, чувствовал головокружение от высоты гигантских деревьев. Птицы и солнечные лучи играли в зеленых кронах на высоте пятидесяти метров над их головами.

За очередным поворотом Хайме увлек Карен в тень одного из массивных деревьев; девушка не сопротивлялась, и они целовались на земле, покрытой листьями папоротника. То, что всего четырнадцать часов назад было фантазией, стало реальностью. Он хотел этого еще.

— Хватит, Хайме, мы опаздываем, — остановила его Карен. — И ждать нас не будут.

Запыхавшись, выдыхая пар в кристальный воздух, они быстрым шагом продолжили путь.

Спустя некоторое время тропинка вывела на поляну среди самых высоких деревьев, и они увидели около пятидесяти человек. Все разговаривали, смеялись и пили кофе из нескольких гигантских термосов. Поодаль стояли джипы, которые, наверное, привезли провизию.

Карен встретили горячими и многочисленными приветствиями, начался этап знакомства. Хайме предложили кофе, и некто по имени Том принялся рассказывать ему об этих чудесных деревьях, между тем Карен завязала крайне оживленную беседу с тремя женщинами, приветствовавшими ее бурными проявлениями радости и восклицаниями. Прошло несколько минут, Карен закончила разговор, подошла к Хайме и указала ему на человека, который, сидя напротив высокого дерева, обращался к группе из десяти человек, внимательно его слушавших.

Это был Петер Дюбуа. Казалось, он говорил только с теми, кто сидел рядом, но через несколько мгновений его слушали уже все присутствующие.

— Это Петер, кто-то зовет его «Совершенный», но он предпочитает «Добрый Человек» или «Добрый Христианин». Так мы называет тех, у кого достаточно знаний, чтобы учить других и помогать им.

— Несмотря на то, что некоторым из этих деревьев, которые нас окружают, больше двух тысяч лет, наша традиция еще древнее, — говорил Дюбуа. — Она началась в библейские времена с учений Христа, с мудрости раннего христианства, принятого из истинного источника и переданного через Евангелие от Иоанна. Слова Христа были извращены с течением времени, скрыты и преданы цензуре теми, кто использовал религию как инструмент для подавления личности. Мы — прямые хранители наследия Добрых христиан. Тех, кто в тринадцатом веке хотели сами читать Евангелие, дабы познать истинное слово, и отрицали официальные версии. Тех, кто не признавал земные владения и власть Церкви, считая ее зародышем коррупции и предвзятого толкования божественного слова в пользу великих мира сего. Тех христиан, которых инквизиторы называли катарами. Тех, кто полагал, что женщина равна перед мужчиной, а люди равны друг перед другом. Христиан, веривших в многочисленные реинкарнации человека до тех пор, пока он не научится побеждать свои слабости, восторжествовав, таким образом, над злым Богом и дьяволом.

Его голос поднимался над деревьями и улетал в небо. Хайме лес представлялся огромным готическим собором, а Дюбуа — средневековым проповедником. Они словно перенеслись в другое место и в другое время.

— Для борьбы с ними была изобретена Инквизиция и крестовые походы христиан против христиан. Их уничтожили, сожгли на кострах. У них отняли имущество. Захватили их родину. Тогда умерла свобода. Почти восемьсот лет назад. Но они знали, что вернутся, и, вернувшись, станут лучше, потому что души развиваются со временем, двигаясь к совершенству. Мы — их духовные потомки, и хотя наши идеи эволюционировали, мы продолжаем идти по той же дороге. Друзья, те, кто сегодня впервые присоединились к нам, мы приглашаем вас пойти с нами по этому пути. Это путь настоящей свободы. Свободы сознания. И духа.

Дюбуа замолчал, какое-то время слышалось только пение птиц и шум ветра.

Затем на поляне снова зазвучал голос. Говорил Кевин Кеплер, его Хайме до этого не видел. Он сидел в нескольких метрах от Дюбуа.

— Но мы требуем немедленного обещания бороться за наши цели и принять наши правила: в данном случае необходима дисциплина. Нас много, и мы все связаны, мы обладаем уже достаточным влиянием, и наш долг — использовать его для борьбы за свободу для большинства. Да, за самую последнюю степень свободы — свободы мысли. Той самой свободы, которой всегда угрожают группировки разных направлений, желающие навязать нам свои убеждения.