Книга Возвращение катаров - Хорхе Молист

Но Карен оттолкнула его, упершись обеими руками ему в грудь.

Хайме почувствовал, как замерло сердце. Нет. Не надо никаких игр. Нельзя же так!

Он посмотрел ей в глаза в полумраке. Девушка ответила ему робкой улыбкой и ласковым взглядом.

— Подожди минутку, — сказала она. Пододвинувшись к краю кровати, она что-то подала ему. Это был презерватив.

Хайме облегченно вздохнул, хотя и несколько озадаченный. Он желал только одного: почувствовать себя в ней. Но спорить было абсурдно и означало бы испортить этот прекрасный момент. В конце концов, можно ли было ожидать от нее чего-то другого? Да, казалось, Карен в первый раз перестала контролировать ситуацию. Но, видимо, только до определенной степени.

Наконец она позволила любить себя беспрепятственно и обняла его ногами и руками, сливаясь с ним в новом поцелуе. Они двигались в бешеном темпе, Хайме забыл обо всем.

Вскоре она откинула голову и забилась всем телом в оргазме, он тоже больше не сдерживался, и стоны обоих присоединились к нежной музыке, доносившейся из гостиной. Хайме взорвался внутри нее. Это было нечто большее, чем просто физическая близость. И он почувствовал, что улетает далеко-далеко.

Далеко от всех мирских обстоятельств, от своей жизни и личной истории. Далеко от всего, что не было ее нежной и теплой плотью.

— Я люблю тебя, — сказал Хайме, придя в себя.

После минуты тишины Карен прошептала:

— Останься этой ночью со мной.

— А как же завтрашняя экскурсия?

— С утра заедем к тебе и заберем вещи. — Она помолчала несколько мгновений и добавила: — Я тебя знаю, Хайме. Я тебя знаю.

— Я тоже тебя знаю, милая, и теперь лучше, чем раньше.

— Но я знаю тебя уже давно.

— Давно?

— Да, — ответила Карен, обняла его снова и поцеловала в губы.

Он с энтузиазмом ответил ей, потеряв при этом весь интерес к загадочной фразе Карен. Хайме снова хотел ее, и в этот момент ему было не до разговоров.

Воскресенье

19

Пальцы простучали по клавиатуре в поисках ночного сообщения:

«Архангел».

Пунктуальный, как караул, отчет от Самуила уже ждал его.

«Крестовый поход успешно продолжается. Удалось направить Рэмси по ошибочному пути расследования; он не подозревает о присутствии наших братьев в Иерихоне.

Мы продолжаем занимать решающие позиции в ожидании падения внутренней стены. Два ведущих топ-менеджера вошли в контакт с нашими братьями. Один из них очень многообещающий. Самуил».

Архангел ответил:

«Да благословит нас Бог, братья, за эти достижения. Сохраняйте веру в нашу победу во время финального сражения».

Точными движениями Архангел удалил из компьютера все следы обоих сообщений.

20

— Нет! — крикнула Карен. — Нет! — она металась, пытаясь убежать от наваждения, и, наконец открыв глаза, поняла, что это был сон.

Она села на кровати, тяжело дыша, холодный пот выступил на лбу и на всем теле. Постепенно привычные очертания спальни уняли ее беспокойство.

— О Боже, нет! Снова это! — воскликнула она негромко. Хайме тоже проснулся, испуганный криками, и сейчас гладил ее руки.

— Успокойся, солнышко, все уже прошло. Ты здесь, со мной.

Он обнял ее за плечи, и баюкал, как ребенка, а девушка свернулась клубочком, прижавшись к нему.

— Что случилось, Карен? Что это было?

— Ничего страшного, снова этот ужасный сон. Он мне снится время от времени. Один и тот же кошмар, — прошептала Карен. Но она-то знала, что это был не просто сон.

— Расскажи мне его. Что в нем происходит?

— Я не могу четко вспомнить. Но сейчас я уже в порядке. Спасибо, милый.

Карен хорошо помнила свой сон. Слишком хорошо. Она прекрасно помнила все, что ей снилось и этой ночью, и предыдущей. Она посмотрела на будильник.

— Еще только пять. Спи.

Хайме счастливо улыбнулся ей, и вскоре глубокое дыхание показало, что он спокойно уснул.

Но Карен спать не могла. Кошмарный сон был всегда одинаковым, и образы не стирались из ее памяти. Даже дата запомнилась: 1 марта 1244 года от Рождества Христова.

Карен ворочалась на своей подстилке из шкур на полу. Она проспала мало. Несмотря на усталость, ей не удавалось погрузиться в сон.

Было ли это из-за голода? Нет. Жажда и жалящий холод были намного хуже.

Помещение освещалось только лунным светом, проникавшим через маленькое оконце, с которого свисали сосульки. Слабая дуга света обозначала место, где раньше находилась дверь в помещение.

Два дня назад они высадили дверь и окно и сожгли их, чтобы растопить лед и напиться талой воды. Теплая вода была одним из немногих все еще доступных им удовольствий.

Она задрожала, когда новая волна ледяного воздуха пронеслась по комнате. Несмотря на капюшон, закрывающий голову и почти все лицо, холод жалил ее.

Кто-то заворочался рядом и застонал. Наверное, ее дорогая Эскларамонда?

Нет, хуже всего был не холод, а страх. Милосердный Господь посылал им физические страдания, чтобы успокоить страх, который сжимал внутренности. Или это был голод?

Ветер приносил с собой стоны раненых и плач немногих детей, еще оставшихся в живых. Когда жалобы на минуту смолкали, абсолютная тишина заполняла холодную ночь. Через секунду новое завывание ветра снова будило тоскливый хор человеческого страдания. И снова ветер приносил страх. Ее тело задрожало. Страх или холод?

Она знала, что, будучи госпожой Монсегюра, имела привилегии. Она лежала на деревянном полу, на последних, быть может, досках, пока не использованных для обороны. Карен на ощупь встала и дотронулась до замерзшей стены. Холод проник сквозь кожаную перчатку. Там, у стены, стоял ее последний сундук. Из всех вещей осталась только небольшая кучка металлических предметов, ее зеркало и платье, подаренное королем. Они сожгли уже все сундуки и старую одежду в поисках тепла. Ее драгоценности давно были обменяны на пропитание и даже на оплату войска. Ничем не помогли наемники и авантюристы, пришедшие на помощь осажденному городу, воодушевленные героическими песнопениями трубадура Монтаголя и его друзей. В итоге одни убежали, а другие погибли.

Горный склон походил на хребет гигантского спящего дракона, растянувшегося с запада на восток, более низкой частью в Рок-де-ла-Торре и более высокой — в обнесенном крепостной стеной селении Монсегюр.

Расположенное на вершине горы, селение было практически недосягаемым, так как не существовало никакой военной техники, которая могла бы метать камни так далеко, чтобы те долетали от подножия горы до вершины.