Книга Грешные удовольствия - Джессика Трапп

— Вот и хорошо.

— …но не воспринимайте это как согласие.

Он спустил ремешок с ключом под рубашку и внимательно на нее посмотрел, будто решая, что ему с ней делать.

— Мы отложим эту дискуссию до ночи. У нее внутри все сжалось.

Его взгляд остановился на лифе ее платья. Казалось, что он видит, что под ним. Когда он увидел пятна от краски и старые кружева, его губы слегка скривились.

Пусть. Как он смеет смотреть с презрением на ее одежду, если сам он всего лишь варвар?!

Монтгомери медленным движением обхватил ее за шею и наклонился так низко, что его дыхание защекотало ей ухо и она почувствовала его запах.

Какой-то странный жар разлился по всему ее телу. Точно так же, как это было в церкви во время брачной церемонии. Ей пришлось встряхнуться. Неужели она так долго жила взаперти в своей башне, лишенная человеческого внимания, что ее взволновало даже такое грубое животное, как он?

— Ты и вправду решила, что больше не будешь со мной воевать? — прошептал он.

— Нет… да… нет, — заикаясь, начала Бренна, но вовремя остановилась. Она ведет себя как дура.

Джеймс провел губами по ее уху, и ей опять стало жарко. Бренна начала отодвигаться от него, вспомнив, что будет сохранять достоинство и не станет вести бессмысленную борьбу. Она на минуту просто замерла, пока он проводил губами по мочке ее уха. Волоски на шее ниже затылка встали дыбом.

Предательское желание окатило ее. Еще ни один мужчина не проделывал с ней такое.

Она ожидала, что он задерет ей юбки и войдет в нее, сделает что-то такое, от чего она одним усилием воли сможет отключить свой мозг. Но то, что он делал, было таким интимным. Это были нежные, теплые поцелуи.

У нее застучали зубы.

Он резко отодвинулся. На его лице появилась улыбка, и она опять была поражена тем, как он красив. Бренна подняла руку и дотронулась до слегка влажного места на мочке, где только что были его губы. Водоворот гнева и смущения захлестнул ее.

— Вам не следовало это делать.

— Почему?

Она зарделась, но спряталась за свой гнев.

— Потому что я в цепях, как какое-нибудь животное.

— Но только так я могу ходить, есть и спать, не думая, из-за какого угла меня снова ударят кинжалом. Если не считать этих оков, мы можем попытаться вести себя как псе женатые пары.

— Да ведь я даже не могу двигаться!

Он пожал плечами.

— Оковы легкие и гладкие. Со временем ты привыкнешь и даже перестанешь их замечать.

— Перестану замечать?

— Я много езжу по свету и не раз видел женщин в таких путах.

Она была в шоке, но не позволила себе грубить.

— Вы видели в цепях леди?

— Нет, рабынь.

— Я не рабыня, сэр.

— Женщины учатся двигаться так, что цепи не мешают им выполнять свои обязанности, — продолжал он, не обращая внимания на то, что она сказала.

Обязанности? Неужели он имел в виду супружеские обязанности?

— Я не стану вашей девкой.

Он громко рассмеялся, и этот смех еще больше ее разозлил.

— Станешь, если я того пожелаю.

— Ах, ты, чер…

Прежде чем она смогла выговорить ругательство, его губы закрыли ей рот. Требовательно. Полностью подчинив своей воле. Потом его язык проник внутрь.

Бренна уже плохо соображала. Его язык двигался внутри ее рта, а она колебалась между желанием укусить его и желанием уступить его ласкам.

Когда он отпустил ее, она схватилась за сердце, которое бешено колотилось. В голове был полный хаос, она тяжело дышала то ли от злости, то ли от какого-то другого совершенно непонятного чувства.

Ей надо было срочно увеличить хотя бы немного расстояние между ними и прийти в себя, чтобы подумать.

Он, видимо, почувствовал ее смущение и сжалился над ней. Он взял ее за запястье и потянул за собой к выходу.

— Пошли, пленница-жена. Я тебя представлю.

— Представите?

— Да. Представлю тебя своим людям и их женам. Гордость заставила ее выпрямить спину.

— Я не ярмарочная обезьянка, чтобы показывать меня публике.

— Нет, ты моя жена. И поэтому обязана мне повиноваться.

— Но я в цепях!

— И это, как я уже тебе объяснил, — сказал он таким тоном, будто говорил с ребенком, — не помешает тебе выполнять свои обязанности.

Он подчеркнул слово «обязанности», и она поняла, что именно он имел в виду. Джеймс помолчал.

— Тебе, может быть, захочется продолжить то, что мы уже здесь начали. Я потребую от своей жены выполнять и другие обязанности, кроме знакомства с моими людьми.

Бренна сглотнула, почувствовав, что к горлу подступает тошнота. Ей не хотелось спрашивать, какие именно обязанности он имеет в виду. Быть представленной, пусть даже в цепях, было все-таки лучше, чем оставаться в спальне и быть изнасилованной.

Пленница осторожно передвигала ноги, боясь споткнуться. Он не дал ей времени надеть туфли. Скорее всего он даже не заметил, что она босая. Проклятый варвар.

Когда они вышли в коридор, у нее защемило сердце от того, что ей предстояло. В воздухе стоял аромат розмарина, свежего сена и зажженных свечей. Ей никогда не нравились светские развлечения, которыми так увлекалась Гвинет, к тому же она уже целый год не ходила по замку.

Как она сможет появиться на глаза слугам замка униженная и в таком виде? Оковы мешали идти. Лицо горело, сердце отчаянно билось. На нее будут смотреть с любопытством и жалостью. Как выдержать эти взгляды?

Бренна шла медленно, стараясь оттянуть момент позора. Она очень хорошо знала, что у рыцарей был обычай представлять своих пленников связанными и покорными, но считала это непристойным и унизительным.

— Идемте, миледи.

Она стиснула зубы и решила, что ни за что не покажет ему всю глубину своего унижения.

— Да, милорд.

Как-нибудь каким-нибудь способом она непременно от него освободится.

Глава 7

Стараясь сдерживать охватившую ее дрожь, Бренна спускалась по узкой винтовой лестнице башни. Монтгомери крепко держал ее за запястье. Цепи звякали так, будто с каждым шагом вбивали кол в ее гордость.

Она как можно ниже натянула на лицо платок, высматривая из-под него что-нибудь, что могло пригодиться, чтобы отпереть замок кандалов. Годятся ли для этого, например, декоративные металлические украшения на канделябрах, если их оторвать?

Они спустились вниз и пошли по коридору. Монтгомери ни разу не посмотрел на нее, а шел так, будто ведет военнопленного. Его сапоги блестели, ни одно пятнышко не нарушало их безупречно начищенную поверхность, а рубашка была отглажена так, словно у него был целый штат прислуги, который должен был следить за тем, чтобы его одежда была безупречно чистой. Она представила армию женщин, сгорбленных от того, что они часами разглаживали его одежду горячими плоскими камнями.