Книга А теперь любите меня - Аксель Сандр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А затем голос Луи: «Как лекарь смог понять, что у меня деликатный желудок, когда он у меня в животе?»
* * *
«Это шлюха?» — спросил меня хозяин гостиницы, когда мы с Юлией вошли. Мы хором рассмеялись — я ее предупредил о его вопросах.
В моей кровати рот Юлии вновь соединился с моим, но более глубоко, чем в парке. И я почувствовал новое тепло.
Когда Юлия разделась и ее правая рука повела мою, я прикоснулся к ее телу. Никогда ранее моя рука не встречала ничего более нежного.
Я мог чувствовать, как бьется ее сердце в любом уголке ее тела, и мне казалось, будто у меня тоже сотни маленьких сердец бьются под кожей.
Вот так наступил этот миг. Будто все маленькие сердечки сжались в одно время:
Маленькая смерть. Выражение, приписываемое Амбру-азу Паре, французскому хирургу XVI века, известному тем, что он лечил королей Франции и изучал анатомию и на трупах, и на живых людях. Он считается отцом современной хирургии. Маленькая смерть означает короткий обморок, который как бы «отключает» церебральную систему.
Впервые ощутив Нервное содрогание, мой мозг словно перезарядился. И наступил Метаморфоз.
И потекли слезы.
Юлия меня обняла. Она прижималась губами к моим щекам и говорила: «Все хорошо, родной», она говорила: «Не грусти, малыш».
Но это были не совсем слезы грусти и не слезы радости. Если меланхолия — это радость быть грустным, тогда это были Слезы меланхолии. Слезы, пролитые о Метаморфозе, который только что произошел: когда я вернулся из своей Маленькой смерти, мои папки очутились тут же, разложенные передо мной.
Моя голова легла на грудь Юлии, ее руки нежно гладили мои волосы. Я прикрыл веки и уснул так мирно, будто был мертв.
* * *
Меня разбудили губы Юлии, которые нежно целовали мой лоб и виски. Я прижался к ее телу, к ее утреннему теплу.
— Я должна идти, — прошептала она мне на ухо. — Но мы же отоспимся на выходных, правда?
Я поцеловал ее шею и волосы, чтобы сказать «да».
Когда она ушла, я приступил к пересмотру своих папок.
Сначала мне казалось странным, что они не причиняют мне боли, а затем я пришел к выводу, что, наверное, они стали доступными именно поэтому.
* * *
В тот день в баре, поскольку накануне все видели, как я ушел с Юлией, меня ждали полуулыбки, пристальные взгляды, похлопывания по спине и угощение пивом.
После обеда я спросил Луи, почему он не скажет Хозяйке, что любит ее.
Он выпучил глаза.
— Кто тебе рассказал?! Этот чертов Консьержка?!
— Нет, просто это видно.
— Она знает, — прошептал он, потупившись. — Но она сказала, что хочет, чтобы мы были друзьями, и я согласился. Возможно, когда-нибудь она передумает.
— Почему ты так ее любишь? — спросил я.
Он поднял взгляд.
— Ты не заметил, какая она красивая?!
— Заметил. Но я имел в виду, она что-нибудь сделала, чтобы заслужить любовь?
— Нет. Я просто ее люблю.
Благодаря Луи я понял что-то решительно новое: настоящая любовь не заслуживается, она отдается и получается. Как подарок. Разница между этим подарком и остальными в том, что его часто дарят, даже не замечая. Это называется влюбиться.
Когда кто-то влюбляется в тебя и делает тебе этот подарок, ты можешь дать ему такой же подарок, но это не обязательно.
У меня есть ощущение, что я понял все, что хотел понять.
Самое главное, что я понял, — нужно принять то, что я не могу понять всё; некоторые вещи не подчиняются логике, и наука не может их объяснить; эти вещи всегда будут покрыты тайной. Как нумерация дверей в гостинице «Уголек».
Я также понял, что я был заложником своего желания быть любимым. И что когда мы преодолеваем желание быть любимыми, мы становимся свободными. Конечно, мы нуждаемся в любви других, но часто именно тогда, когда мы перестаем чего-то хотеть, оно сваливается на нас; есть чье-то очень точное высказывание:
Любовь как бабочка — чем больше ты стремишься поймать ее, тем проворней она ускользает от тебя. Но стоит только замереть в неподвижности, как она сама сядет тебе на плечо.
Что касается моих корней, я должен был признать, что я, возможно, никогда их не найду, и продолжать жить. В конце концов, у Человека это очень хорошо получается. Потому что если у меня и было Желание любви, на котором я должен был поставить крест, чтобы стать свободным, то это было Желание любви предков.
И, возможно, для Человека свобода наступает, когда он отказывается от желания быть любимым Богом.
Существует ли он? Я не знаю. Бог — это самое великое Агностическое предположение, сделанное людьми.
Бог — это Идеальное агностическое предположение: то, что невозможно доказать.
Бог существует так же, как он не существует.
Но, возможно, многие люди просто не хотят этой свободы, потому что не знают, что с ней делать. Возьмите, к примеру, Луи: что ему останется, если он откажется от своего желания быть любимым Хозяйкой? Что он сделает со своей вновь обретенной свободой?
Ну вот. Я чувствовал себя свободным.
Что я собирался делать в жизни? У меня еще оставалось время подумать.
* * *
На кухне я спросил Хозяйку, почему у бара нет названия.
— Я еще не нашла подходящего, — ответила она.
— «Отчаяние бабочки», — предложил я.
— Пф-ф-ф… — фыркнула она. — Ты действительно ненормальный, голубчик.
Я объяснил ей, что такое «Отчаяние бабочки», и сказал, что именно благодаря ему — тому, что мое отчаяние растворилось в отчаянии других, — я смог найти ответы на многие свои вопросы. И эти ответы дали мне они: Хозяйка, Луи, Марко, Сабрина, господин Анри и остальные.
И частично благодаря этим ответам мои папки не причиняли мне больше боли и я смог снова в них заглянуть.
Я рассказал Хозяйке о своих папках. Она меня выслушала.
* * *
Хозяйка сказала мне, что перед тем, как я стану полностью свободным, мне необходимо как следует проститься со старым другом. Потому что я ему должен.
После обеда Луи и Марко посадили Сабрину на плечи, и своей самой большой кисточкой она написала над входом в бар: «Отчаяние бабочки».
Хозяйка дала мне денег, чтобы я купил билет на поезд. Она знала, что для меня важно попрощаться именно там, на Лазурном Берегу.