Книга Сундучок, в котором что-то стучит - Василий Аксенов

Гена вновь повернулся лицом к закату и вдруг увидел в небена огромной высоте странное закатное облачко — зеленый кораблик подоранжевыми парусами. Кораблик стоял в необозримом пространстве, пронизанном лучамиуже окунувшегося в западную Балтику солнца, и как бы подчеркивал своимприсутствием необозримость этого пространства и необозримость мечты ибезграничные возможности переходного возраста. Это был ответ на вопрос: «А нелучше ли?» — «Нет, не лучше, — сказал сам себе мальчик, — отнюдьне лучше устраняться и предаваться удовольствиям, чем идти на помощь тем, комунаша помощь потребна! И в этих смутных сигналах о помощи кроется, должно быть,большой смысл, а в старом сундучке, быть может, стучит нечто весьма важное длямаленькой нации».

В небе над кортом сделала круг крупная птица. Генавгляделся. Бог ты мой, это был их общий старый друг: чайка-самец Виссарион изустья Фонтанки. Нет, неспроста прилетел он сюда в то время, когда должен былбарражировать воздушное пространство канала Грибоедова. Не прошло и пятисекунд, как вдоль проволочной сетки замелькали рыжие, огненные пятна — этомчался ирландский сеттер Флайинг Ноуз, друг Пуши Шуткина. Еще через секунду самШуткин спрыгнул неизвестно откуда на теннисную сетку и сделал лапой жест —внимание!

Наташа Вертопрахова возмущенно топнула ножкой: прерывалсяматч, уплывала прямо из рук долгожданная победа над Геннадием Стратофонтовым!

— Брюквин, что вы скажете по этому поводу?

— Нет комментариев, — без интонации ответилВалентин и отступил в сторону, гордо играя трехглавым мускулом бедра.

Не прошло и минуты, как на теннисном корте появилось ещеодно животное — клочковатый пудель Онегро влетел с несвойственной емупрытью, галопируя передними лапами и тормозя задними, разбрасывая клочьями пенуи волоча за поводок своего задыхающегося хозяина Питирима Кукк-Ушкина.

— Товарищ Стратофонтов, я вас ищу! — вскричалнелюдимый «инвентор» и бросился вдруг перед мальчиком на колени.

Трибуны разразились аплодисментами. Многие смахнули слезы спожелтевших от грима щек.

— Вот за что я люблю теннис, — сказал ветерансцены Даульский ветеранке Крошкиной. — Какая неожиданная драматургия! Втретьем сете врывается старик и падает перед чемпионом на колени! Великолепно!Даже в классике такого не бывает. Там всегда знаешь наперед, что Сильву Морескузадушат из ревности.

— Питирим Филимонович! — воскликнул мальчик. — Вына коленях? Перед несовершеннолетним?

— Оставьте меня! — властно сказал Кукк. —Дайте мне сказать! — Не вставая с колен, он быстро причесался оловяннойрасческой и заговорил с совершенно невероятной экспрессией: — Дети, и вы,ветераны сцены, и вы, разумные звери, включая птиц, и вы, шуршащие нежнойлиствой деревья, и вы, розовеющие небеса, и ты, Онегро, живое воплощение моихсорокалетних трудов, — все присутствующие, знайте, что Питирим ФилимоновичКукк-Ушкин совсем не вредный человек! Много лет, поддавшись поверхностному, номагическому чувству тщеславия, я сторонился общественности и дажезарекомендовал себя мизантропом, но вот сегодня произошел перелом. Кому яобязан этим переломом? Вам, товарищ Стратофонтов, мужественный потомоккомандира моего предка флотского лекаря Фогель-Кукушкина, вашему примеру,дорогой товарищ юный пионер! Вот именно благодаря вашему примеру я понял, чтоистинный смысл моей жизни состоит не в будущих монументах и каналах моегоимени, а именно в том, к чему вы призывали через закрытые двери, — кслужению идеалам, человеческой цивилизации! И вот теперь, товарищ Стратофонтов,когда я все понял, я вынужден закончить свой монолог тяжким сообщением —сундучок, в котором что-то стучит, пропал!

Не будем говорить о том, какими аплодисментами наградилиэтот страстный монолог ветераны сцены, не будем описывать и тревоги, охватившейвсех участников теннисного матча, их друзей — животных и членов семей.Папаша, например, Валентина Брюквина — почтенный бармен из ресторанногокомплекса «Полюшко-поле» — потерял даже на миг свою профессиональнуюневозмутимость, чтобы сказать: «Безобразие…» — но мы об этом говорить небудем, потому что события не ждут.

Оказалось, что в районе бульвара Профсоюзов многие дворникизнали в лицо Ксантину Ананьевну, но никто не знал, к какому жэку онапринадлежит.

Дворник Шамиль, например, рассказывал:

— Я мету панель от овощной палатки до киоска«Союзпечать», а от киоска метет Феликс Грибов, но он сейчас поступил вуниверситет на очное отделение и больше не метет, а вместо него мела вот этадама в фирменных очках, которой вы интересуетесь. Я ее спросил, не родственницали она Феликсу, а она сказала, что тетя. Феликс — лингвист, а ялингвист-заочник, а тетя оказалась не лингвист, поэтому мы с ней совсем неразговаривали.

Дворник Феликс, в свою очередь, поведал следующее:

— Я, конечно, стараюсь теперь мести свой участок откиоска до парикмахерской по вечерам, потому что утром посещаю лекции поматлингвистике. Частенько на участке Шамиля встречал странную даму, похожую намужчину. Однако дама была дамой, потому что интересовалась одним пожилымгражданином с собачкой. Как-то я спросил се, не родственница ли она Шамилю, аона ответила, что тетя, Шарафетдинова Раиса из Перми, но не лингвист, и поэтомуя с ней больше не разговаривал.

— Выходит, что панель от овощного киоска допарикмахерской подметалась дважды? — спросил Гена.

— Именно, — подтвердил участковый уполномоченныйстарший лейтенант Бородкин. — Повышенная чистота этого отрезкапринципиально меня интересовала, но я относил это за счет возросшейсознательности Фельки и Шамиля в связи с поступлением в вузы. Дворник сейчаспрофессия очень дефицитная, и порой приходится пополнять кадры за счетинтеллигенции с предоставлением служебных помещений, под жилье. Что касаетсяаферистки, то ее, без сомнения, встречал, но принимал за чудака. В моем участкечудаков много, и, если каждого опрашивать, не хватит ни сил, ни здоровья.

Короче говоря, оказалось, что фальшивая дворничиха-лингвистКсантина Ананьевна, она же Раиса Шарафетдинова, исчезла без следа. Исчезла,разумеется, с сундучком, который она изъяла у Питирима Кукк-Ушкина при помощипростого древнейшего акта, именуемого кражей.

В обескураженном молчании стояла на углу бульвара Профсоюзовгруппа порядочных людей в составе Гены Стратофонтова, его родителей, сестерВертопраховых и Валентина Брюквина, капитана Рикошетникова, гардеробщикаКукк-Ушкина, дворников Шамиля и Феликса, участкового Бородкина и думалапримерно одну и ту же думу.