Книга (Не) в кадре - Алекс Джиллиан

она там. О Владе я не знаю ровным счетом ничего, кроме имени.

Поехать к ней и еще одну ночь провести под ее окнами, как двинутый сталкер? Какой смысл? Она оценит? Вряд ли. Скорее, наоборот.

Что остается?

Да ни хрена.

Тебя бортанули, Красавин. Ты снова проебал свой шанс, а он был. Был, черт возьми.

Один вовремя сделанный звонок мог изменить всё, но я, как обычно, зациклился на себе, решив, что Варя подождет, никуда не денется, простит и поймет, еще и посочувствует.

Просчитался, блядь. Золушка устала ждать, и ей больше не нужен бракованный принц, не способный предложить ей ничего определённого. Она наглядно продемонстрировала свое решение. Просто прими это и имей достоинство уважать ее выбор.

Здравая мысль? Да, нормальный мужик так бы и поступил. Отпустил, извинился за всё дерьмо, что наворотил, и пожелал счастья.

Но я, видимо, слегка с ебанцой, раз достаю телефон и набираю ее номер. Ни на что не рассчитывая и почти уверенный, что Варя проигнорирует мой звонок, но она снова оказывается лучше, чем я о ней думаю, и отвечает:

— Что ты хочешь, Максим? — ее голос простуженный и уставший. Мое горло дерет от жадно вдыхаемого никотина. Такой простой вопрос, но как же дьявольски сложно найти на него правильный ответ.

— Увидеть тебя, — озвучиваю лишь малую часть того, что я на самом деле хочу. Варя шумно втягивает воздух, на заднем фоне слышатся голоса и музыка. Она где-то в людном месте. Бар, ресторан, кафе, клуб… Вычислить невозможно. — Скажи мне, где ты, и я приеду.

— Нам не нужно больше встречаться, Макс, — после мучительной паузы, стоящей мне миллиарда нервных клеток, тихо произносит Варя. — Так будет лучше.

— Для кого? — с горечью спрашиваю я.

— Для меня. Не стоило снова начинать… — ее голос срывается. Она плачет… Опять. Из-за меня. — Пожалуйста, не звони и не пиши мне больше.

— Ты просто боишься, Варь, — с досадой бросаю я, но она уже скидывает вызов.

В трубке звучат короткие гудки, в окна машины снова барабанит унылый осенний дождь, прогоревший фильтр обжигает пальцы, по салону расползается плотный никотиновый туман, разъедающий слизистую глаз, а в сердце образуется дыра размером с Антарктиду. Хотел бы я сказать, что она меньше той, что оставила Агния, но это не так. Это, блядь, совсем не так.

Глава 6

Три с половиной года спустя

Иран. Тегеран

Максим

— Если так пойдет и дальше, завтра я переведу тебя в обычную палату, — закончив утренний осмотр, доктор Фархад Чамран присаживается на стул возле моей койки. — Есть какие-то жалобы?

— Башка все время трещит, — вяло отвечаю я, с трудом ворочая языком.

— Ты получаешь максимально-разрешенную дозу болеутоляющих, Максим. Головные боли — последствия контузии. Они какое-то время сохранятся.

— Когда мне разрешат вставать? Я в состоянии самостоятельно дойти до туалета, — задаю один из самых насущных вопросов. Справлять нужду в утку — сомнительное удовольствие, особенно, если судно выносят молоденькие медсестры.

— Завтра, не раньше, — несмотря на неплохой английский, мой лечащий врач крайне немногословен.

Думаю, что у этого есть веские причины, о которых мне не спешат сообщать. Снаружи реанимации выставлен конвой. Понятия не имею для каких целей.

Под действием лекарств я немного заторможено реагирую на происходящее и не способен в полной мере осознать, что командировка в Йемен могла стать последней не только в моей карьере… Чувствую себя отупевшим и разбитым, в ушах постоянный шум, перед глазами мутный туман, тело ощущается ватным и чужеродным, когда его не раздирает боль.

Два дня назад я пришел в сознание в реанимации закрытого военного госпиталя с адской болью в башке и во всем теле, частичной глухотой и перемотанный, как гребаная мумия.

Как потом выяснилось мне провели сложнейшую шестичасовую операцию по извлечению осколков от упавших на гуманитарную колонну снарядов. Один из поражающих элементов засел в паре миллиметров от сердца и едва не стоил мне жизни. Если бы не бронежилет и защитная каска, мое нашпигованное железом тело отправилось бы домой в деревянном ящике.

Док говорит, что мне чертовски повезло. Внедорожник нашей журналисткой группы, сопровождающий гумколонну в Сану[8], оказался в стороне от эпицентра взрыва. Били прицельно по грузовикам с продуктами и медикаментами. Кто и зачем — мне неизвестно. Мы с Люком и Раулем должны были отснять передачу груза местному населению, взять благодарственные интервью, осветить имеющиеся проблемы, коих немерено в воюющей стране, заехать в несколько разрушенных поселков, где на данный момент нет боевых действий и вернуться обратно.

Маршрут был проверенным и утвержденным обеими сторонами, но на подъезде к городу колонну атаковали из реактивных систем залпового огня. Я помню только свист, визг шин по грунтовой дороге и оглушающий грохот. Меня вырубило сразу, даже почувствовать ничего не успел.

Очухался уже здесь, в другой стране, подключённый к противно-пищащей аппаратуре. Как эвакуировали из Йемена не помню. Про экстренную операцию скупо рассказал доктор Чамран, про количество погибших — ни слова. Я до сих пор не знаю живы ли Люк и Рауль, и это, блядь, волнует меня в миллион раз больше, чем собственные ранения.

— С тобой хотят поговорить. Ты в состоянии отвечать на вопросы? — почти черные глаза Фархада испытывающе изучают мое лицо.

В затуманенном мозгу вспыхивают тревожные маячки. Я догадывался, что в ближайшее время по мою душу придут сотрудники Российского посольства в Тегеране.

— Да, — упираясь локтями в матрас, приподнимаюсь на подушке.

Спазмирующая боль прошибает тело, но волнение перекрывает неприятные ощущения. Очень надеюсь, на свои вопросы я тоже услышу ответы. Подсознательный страх за судьбу людей, двигающихся с нашей группой в колонне, скручивает кишки. Я прожил с этими чувствами два гребаных дня, готовя себя к разным вариантам, ни один из которых не сулил ничего хорошего. Удары такого масштаба всегда влекут за собой человеческие жертвы, но надежда, как говорится, умирает последней.

— Тогда я его приглашу, — удовлетворённо кивает док, поднимается со стула, поправляя медицинскую маску, и уверенной походкой направляется к полупрозрачным дверям палаты, в которые после его ухода заходит крепкий мужик в иссиня-черной военной форме, с каменным выражением лица и цепким взглядом.

Вероятность того, что посетитель пожаловал из Российского консульства — отметаю сразу. Мужчина чеканит шаг в мою сторону. По мере его приближения, замечаю отличительную нашивку сотрудника ФСБ на кителе и майорские звезды на погонах. Однако важная птица ко мне залетела.

— Максим Красавин? — задав риторический вопрос, фсбшник пихает под нос свои корочки. Я коротко киваю. — Майор Никитин, — представившись, он убирает удостоверение и усаживается на стул.

На упитанной морде ноль эмоций, в прищуренных мутновато-серых глазах проскакивает