Книга Год на Севере - Сергей Васильевич Максимов

— менее жирная, чем рижская, но той же палтусиной породы, только гораздо меньшая ростом (палтус бывает весом от 7 фунт, до 10 пудов; камбала самая крупная — 1/2 аршина длины и самая мелкая — 3 и 4 вершка). Крутое и белое мясо ее бывает лучше вкусом весной и летом, когда рыба эта любит зарываться в тинистые, иловатые места при устьях приморских рек. Отлив несет ее всегда в море, прилив приносить ее за собой иногда в несметном количестве. Плавает она необыкновенно быстро, причем оба глаза ее обращены кверху, и самая рыба лежит и плавает обыкновенно так, что черная спина ее обращена к поверхности воды плашмя. Кособокая рыба устроена так, что кажется как будто раздавленной, и вся она странная, все у ней не на своем месте: голова прикреплена с боку, спинной плавник, охватывает всю спину, у иных кривой рот и у всех одна сторона тела темная, другая светлее. На темной сидят рядом оба глаза в чрезвычайно близком расстоянии друг от друга. Оборотясь этой стороной кверху, она спокойно лежит в иле, не отличаясь от грунта и обманывая тем беспечно плывущую добычу. У нее нет плавательного пузыря, а потому и предпочитает лежать, и если вздумает подняться на поверхность воды, то также плоско лежит на волнах, и они уже несут ее, а не сама она плывет. Испуг ее приободряет — тогда она как молния стремится недолго в прямом направлении и, снова принявши привычное плоское положение, опускается в любимый ил. Особенно много этой рыбы в реке Онеге и в более значительных реках Летнего берега и в р. Тамице и Ухте — Онежского. Идет она, большей частью, на местное потребление, но в незначительном числе и в вяленом виде отпускается на продажу. Камбалу ловят на так называемые продольники — тоненькие веревки (сажен 15—20 дл.), к которым на каждом почти полуаршине привязаны на нитках крючочки. Нитки эти носят название подлески; крючки их железные. Продольники укрепляются на дне двумя якорями (камнями); крючки наживляются мелкими морскими червями, которых выкапывают из морского песка.

Менее прочих распространенная в беломорских водах рыба кумжа (то же, что форель — salmo trutta, или cundschas, она же крошица), более всех предыдущих рыбных пород, любит ходить из моря далеко в реки и даже озера (каковы, например, дальнейшие от моря лопарское Имандра и карельское Топозеро). Клеек этой рыбы, как и у невской форели, украшен красными и черными пятнами, тело такого же нежно-розового цвета, а величина доходит у самой большой до 2 % футов. В продажу рыба эта не идет, по неудобству солить ее мягкое, нежное мясо, которое скоро горкнет, и даже в мороженом виде сохраняется она недолго. В Архангельск обыкновенно привозят ее сонной, хотя еще и достаточно свежей, годной для употребления.

Все эти три последние породы рыб беломорских (кумжа, корюха и камбала) попадают часто уже в готовые сети, хотя бы даже и сёмужьи; но чаще всего ловят их в так называемый юнды (сети), которые употребляют без поплавков и, прикрепленными на кольях, ставят поперек реки. В мелких местах моря, около устий, бабы-поморки бродят те же сорта рыб сетями, называемыми перемётами и которые бывают уже с верхними поплавками. В ячеях этих перемётов (тех же волжских неводов) рыба вязнет.

В Унской губе часто попадается на уды так называемая рявца или ревяк (рамша из бычков, керца, cottus scorpius), испускающая изо рта род слабого рева после того, как бывает вынута из воды. Рыба эта величиной с окуня, чрезвычайно прожорлива и обладает способностью плавать необыкновенно быстро; для того у нее широкие и длинные перья. Шероховатая кожа испещрена черными и изжелта-красноватыми пятнами. Почитая эту рыбу ядовитой, поморы не употребляют ее в пищу; к тому же она чрезвычайно костлявая. На этой последней особенности рявца поморы предположили в ней способность излечивать от колотья и потому сушат ее и кладут под постель страждущего.

В реке Онеге, около каменистых ее берегов и верстах в 25 от ее устья, вылавливаются миноги, принадлежащие к породе амфибий и долгое время у тамошнего простого народа известные под именем водяных змеек (с семью жабрами по бокам). Рыба эта (если только можно называть ее рыбой, скорее — переход от рыбы к ракам) заходит сюда также из моря. Выловленная, слегка поджаренная на больших сковородах или просто на железных листах, и потом маринованная в уксусе с горошчатым перцем и лавровым листом, пускается в продажу. Местное употребление ее до сих еще пор весьма незначительно. Ловят ее в деревянные мережи, сделанные наподобие лукошек.

Из остальных пород рыб вылавливаются по Летнему берегу только уже речные рыбы: щуки, окуни, лещи, и притом исключительно в озерах, и так редко, и в таком, сравнительно незначительном количестве, что не идут в продажу, но даже редко составляют предмет местного потребления. Мурманские треска и палтусина и собственные морские рыбы совершенно удовлетворяют неприхотливому вкусу трудолюбивых, честных, добродушных поморов прибрежьев Летнего и Онежского.

Вот почти все, что удалось мне вызнать из наглазного знакомства с Летним берегом, который кончается в Ухт-Наволоке и заворачивается здесь по прямому направлению к SW уже под именем Онежского берега. С каменистого мыса Ухт-Наволока виднелся, вдали моря, по направлению к северо-востоку, остров Жожгин или Жегжизня, как будто весь затянутый в туман, остров, обитаемый только служителями при маяке, освещаемом с 1842 года. Когда-то жили на нем вольные лоцманы для провода судов к городу Онеге и Соловецкому монастырю, переселившиеся потом на мыс Летний-Орлов. В середине Жожгина, как говорили, возвышается гора, крутая к дальнему морю, отлогая по направлению к Летнему берегу и в этом месте и по низменностям покрытая кустарником. В низменностях по озерам держится пресная вода. Весь остров почти неприступно осыпан крупными каменьями. Величина его в длину около 5 верст и около 2 в ширину, и на нем, так же как и на всех более или менее значительных по величине лудах, прицепилась не одна промысловая избушка, временно посещаемая береговыми промышленниками.

На том же карбасе, заменяющем здесь тряскую телегу и пару обывательских лошадей, объехал я и Онежский берег до села Нижмозера, откуда, через Кянду, Тамицу и Покровское, шла уже почтовая дорога и везли на той же паре почтовых лошадей. Помнятся на всем берегу гранитные ущелья, кое-где высокие горы (до 30 и 40 саж. высотой), крупный сосняк по ним; изредка низенький, тоненький, какой-то убогий березняк; по низменностям — луга, по некоторым горным отклонам — пашни с ячменем. Помнится