Книга Между - Альвдис Н. Рутиэн

– Тогда и речи не может быть о том, чтобы исполнять мое желание! Твое – стократ важнее.

– Нет, Вороненок.

– Но почему? Судьбы двух стран – только это и достойно чуда Котла. Моя мечта по сравнению с этим…

– Ничего не стоит, так, Вороненок? Быстро же ты забыл о том, что твое желание просто встретиться с Эссилт обернулось благом всего Прайдена.

– Но… прекращение войны…

– Сархад, ошибки людей должны исправлять люди, а не чудо Котла.

– Но ты страдаешь из-за этой войны.

– Послушай, Вороненок. У людей дети часто совершают неверные поступки, и отцу это всегда больно. Но он не делает правильно за них, вместо них – иначе дети никогда не научатся делать что бы то ни было сами. Эрин и Прайден – такие же дети. Прекратить войну они должны сами. А не я за них.

– Но…

– Мне еще раз напомнить тебе, что, назвав меня своим Королем, ты признал за мной право решать за тебя?

Бендигейд Вран снова положил руки на Котел. Снова вспыхнул золотой узор чеканки.

Сархад смотрел на это, отделенный чертой, которую уже не дано переступить ни смертному, ни бессмертному. Он видел, как золотое сияние окутывает Врана, видел, как шевелятся его губы. Слов он не слышал, но знал их и так.

Он и Эссилт будут вместе. Вечно. Не скоро – наверное. А война Британии с Ирландией окончится только тогда, когда с вековым раздором справятся сами люди.

«Что со мной? Сказал бы мне кто еще несколько лет назад, что я буду ставить благо Прайдена выше своего счастья, я бы высмеял его! А теперь… но нет. Мне безразличен Прайден. Мне больно за Врана. Я не хочу, чтобы он страдал.

Но мое желание уже ничего не значит».

Сияние померкло.

– Ты безумец, – горько сказал Сархад.

– Ты не первый, кто считает так, – пожал плечами Вран. – Но мое безумие несколько веков защищало Прайден и от римлян, и от саксов. Посмотрим, что будет теперь.

Ворон к ворону летит

– …И тогда нам навстречу выехал воин. Мы никогда в жизни не видели такого кошмара! Доспехи его были проедены ржавчиной, кое-где – насквозь, поверх них развевался черный плащ – словно его трепал ураган, хотя не было ни ветерка. А страшнее всего был его конь… это был скелет, скелет лошади, и он мчался галопом на нас, словно боевой скакун! Мой Король, осудишь ли ты нас, что мы не вступили в бой с таким чудовищем?

Артур отвечал:

– Вот уже который из вас возвращается и рассказывает мне жуткие вещи о Черных Всадниках, преграждающих путь в Карбонек. Найдется ли среди вас хоть один, кто сокрушит этих воинов?

– Я! – вскочил Медрауд.

Морвран вздрогнул, но, встав, заговорил спокойно:

– Мой Король, прежде чем биться, неплохо бы сосчитать наших врагов. Пусть те, кто вступал в бой с Черным Всадником, скажут, как он выглядел, ибо думается мне, что это один-единственный всадник, легко меняющий обличье.

Артур кивнул, и Морвран обратился ко всем:

– Достойные эрлы и могучие воители, запомнили ли вы хоть что-нибудь в облике вашего врага? Какого он роста и сложения? Каков он на лицо – бородатый, бритый? Какого цвета его волосы?

– Волосы его были черными, – припомнил Гвартегид, – пряди по обеим сторонам лица блестели золотом…

– Они были заплетены в косы? – прищурился Морвран.

– Я не видел. Он был слишком далеко, когда…

– …когда вы помчались наутек, – язвительно заметил Кей.

Артур жестом приказал ему замолчать.

– Точно, у него косы. Я с ним долго бился, – вздохнул Гвиддлуг.

– Борода? – требовательно спросил Морвран.

– Нет, его щеки были чистыми. Как у мальчишки.

– И еще, – подал голос Тейти Хен, – он был на удивление узок в плечах.

Несколько голосов подтвердили это.

– И вы все бежали, как зайцы, от этого щуплого юнца на сдохшей кляче?! – не выдержал Кей.

– Насчет «юнца» ты заблуждаешься, – резко ответил Морвран. – Он постарше тебя веков на дюжину или больше.

– Ты знаешь, кто это? – напряженно спросил Артур.

– Я почти уверен, что это – Сархад Коварный, освободившийся из заточения. Он в очередной раз обманул всех: поклялся жить в мире с Аннуином, и ему поверили, хотя я предупреждал, что такому лжецу доверять нельзя ни в чем! И вот цена всем его речам о мире. Мой Король, я много веков знаю, на какие подлости он способен, я поеду с ним биться и на этот раз, надеюсь, убью его. Пора освободить Прайден от этого могущественного злодея!

– Хорошо. Морвран и Медрауд, отправляйтесь. И положите предел бесчинствам Сархада Коварного.

– Ты посмотри, какие гости к нам движутся! – сказал Бендигейд Вран, склонившись над шахматной доской.

Там поползли вперед две черные башни.

– Узнаешь, Вороненок?

Сархад вгляделся. Лицо молодого воина было смутно знакомо, но не понять, кого он напоминает; зато второй..!

– Какая встреча! Наконец-то он сам…

– Он воин Артура, помни об этом. А ты – Страж Котла Мудрости.

– Ж-жаль, – сквозь зубы процедил Коварный. Потом спросил: – А кто второй?

– Его сын. По духу – уж точно его. А по плоти – этого тебе даже Котел не расскажет. Моргауза сама не знает, то ли от Морврана она его родила, то ли от Артура.

– Ее родного брата?

– Именно. В общем, многообещающий юноша.

Сархад опустился на одно колено:

– Мой Король, разреши мне их убить. Только этих двоих. Они заслуживают смерти. Оба.

– Заслуживают, да, – негромко отвечал Увечный Король. – Кто как Морвран и его бастард недостойны жить? И кто был достоин жизни больше, чем моя сестра Бранвен и ее добрый малыш Гверн?

Он резко поднял голову и посмотрел на Сархада:

– Ради высшей справедливости ты можешь вернуть жизнь Бранвен и Гверну? Нет. Тогда почему ты считаешь, что можешь отнимать жизнь – ради высшей справедливости?

…Отражения Увечного Короля и Сархада в Котле Мудрости задрожали, сменились, и стало видно, как почти те же самые слова произносил? произнесет? некто очень похожий на Бендигейда Врана, хотя его слушатель ничем не напоминает Сархада.

– Слушай меня, Вороненок. На моих глазах был убит Гверн, и бритты с ирландцами ради справедливости бросились друг на друга. И до сих пор нет конца этой войне. А если бы я ради справедливости отомстил убийце своего сына? Что стало бы с Прайденом тогда?

– Я понял.

– Сархад, если мое слово для тебя хоть что-то значит, то поклянись мне, что будешь сражаться лишь для защиты – себя, близких, дома, страны. Но никогда – ради справедливости.