Книга Сезон колдовства - Константин Кузнецов

— Этого вполне достаточно, — кивнул я в ответ и устремился на чердак.

Выбравшись через узкий лаз, я попытался как можно шире обогнуть дом и попасть в тыл к врагу со стороны густого леса.

Могу сказать только что мне невероятно повезло. Патрик удачно отвлек эту оголтелую ораву. Почувствовав как легкий ветерок коснулся моего лица, я заметно улыбнулся. Сегодня сами Пустые звезды, на моей стороне. Подкрасться к врагу с подветренной стороны — считай половина успеха.

Выставив вперед карабин, я осторожно, шаг за шагом, двинулся навстречу к тому самому месту, где по моему мнению и прятался вожак стаи. Подавшись вперед и затаив дыхания, я замер — у меня сейчас стояла лишь одна задача — почувствовать его раньше, чем он раскроет присутствие постороннего.

Под ногой предательски хрустнула сухая ветка. Я перенес вес тела с носка на пятку, предательский звук повторился.

Медлить было бессмысленно.

Через пару секунд я был на месте. Примятая трава, обгрызенная крона дерева и клоки шерсти — он был где-то рядом. Но где именно?

От моей недавней уверенности не осталось и следа. Мнимое преимущество таяло на глазах как кусок масла.

Хотелось верить, что зверь поменял свое убежище совершенно случайно, но стоило ли тешить себя пустыми иллюзиями? За спиной раздался недовольный рык. Медленно опустив оружие, я положил «Игрока» на землю и обернулся.

Он был гораздо крупнее других представителей вурдлаков. Желтые глаза сверкали в ночи, вытянутая морда была усыпана глубокими рытвинами, а вместо уха торчал лишь острый огрызок. Ощетинившись, он выгнулся дугой, но приближаться не спешил.

— Вот мои руки. — Я выставил ладони вперед.

В ответ последовал грозный оскал.

— Неужели боишься?

Присев на корточки, я продолжал держать ладони на виду.

Вожак недовольно повел носом, словно пытаясь уловить наполняющий меня страх. Напрасно, приятель. Я никогда не пасовал перед мерзкими чадамимрака. И пускай клыки моего врага достигают величиной фаланги, а когти длиннее ткацкой иглы — он с самого начала проиграл эту схватку.

Прижав уши, лис пригнулся к земле. Рык повторился, но на этот раз более грозный. Я наконец позволил себе осторожно опустить руки. Вытерев со лба пот, я снял шляпу.

— У тебя нет надомной власти, — тихо прошептал я.

Яркие буркала сверкнули во тьме. Он не хотел принимать эту правду. Она бал для него чужда. Как истинный охотник вурдлак настроился только на победу.

— Не веришь? — удивился я.

Рык превратился в нечто похожее на стон.

— Тогда докажи!

Вожак клацнул зубами.

— Ну давай, докажи! Докажи, пустые звезды! Слышишь?! Жалкое подобие скунса!

Я добился желаемой реакции. Хищник совершил свой коронный прыжок. Резко и отчаянно, силясь вцепиться мне в горло. Впиться зубами в сонную артерию и вырвать пульсирующие жилы, все разом! Уцепиться и вытащить наружу пучок вен. Жажда крови переполнила его до кроев. И сосуд его ненависти не выдержав напряжения — лопнул. В последний миг, лис промахнулся. Мне достаточно было слегка отстраниться и уйти в сторону с линии атаки. Клацну зубами, он сцапал пустоту.

Моя рука быстро скользнула к голенищу.

Выдернув кинжал, я всадил его вожаку прямехонько в сердце.

Один короткий мир, и схватка была закончена. Возможно, вожак даже не понял где именно совершил ошибку. Но уж точно ощутил ее результат на собственной шкуре. А хруст разрываемой плоти стал лучшим доказательством его поражения.

Прижав пасть лиса к земле, я резко повернул лезвие по часовой стрелке, заставив своего врага закатить глаза.

Умереть второй раз не столько страшно, сколько обидно. Вытерев нож об рукав, я прижался к уху животного. И едва слышно прошептал слова упокоения.

— Сегодня не твой день, сегодня не твоя битва. Главная охота придет с новым рассветом, зверь.

Он немного поскулил, а потом затих, окончательно признав за мной превосходство.

***

Мы свалили мертвые тела вурдлаков в выгребную яму под веселое улюлюканье слепца. Он все еще надеялся, что это не последняя схватка и вскоре дорожая жижа родит новых тварей.

Я не стал его разочаровывать. Пусть хоть оборется, все без толку. Стрелки моего компаса сгрудились на нуле и не собирались смещаться в опасную зону.

Зашвырнув последнюю тушку в огненный капкан, я вернулся к проводнику и со всего маху засадил ему лопатой. Его голова скривилась и плетью повисла на плече.

— Ты что же решил, будто я собираюсь терпеть подобные выходки?! — сквозь зубы процедил я.

Смех тут же стих, сменившись оханьем.

— Запомни, выродок, — я наставил на проводника указательный палец. — И еще хоть одна подобная выходка, и твоя рожа превратится в такое же кровавое месиво, что и рука!

Патрик ждал меня в доме. После недолгой осады дел было невпроворот. Одно из разбитых окон уже украшали доски. Крест на крест — для пущей защиты.

Согнув спину, монах пытался избавиться от кровавого пятна на столе.

— Я с самого начала тебя предупреждал: с твоими новыми друзьями бед не оберешься. Разве не так?

— Они образумятся, главное дать шанс. — Я устало присел на скамью и откинул голову назад.

Остановившись, монах оглянулся и с интересом уставился на мою измученную физиономию.

— Надо заметить, у тебя довольно прагматичный к происходящему.

Я закрыл глаза.

— Знаешь, моя грань добра и зла уже давно смешалась с дорожной пылью. Хотя если быть до конца откровенным, ее никогда не существовало. И осознавая это жизнь становится какой-то простой и вполне понятной. Есть просто две силы, и каждая из них стремится к нулю. Ноль в нашем случае это цель. А когда конечная точка достигается все начинается заново. Вот и все. Такая вот арифметика, друг мой.

Патрик нахмурился:

— Как-то все слишком просто.

— Да что же тут плохого? На то она и истина. Понятна как день.

— Может оно и так, — задумался Патрик. — Но от перегрина я ожидал некой вселенской мудрости, а тут…

— Только не говори что разочарован?

— Нисколечко, — покачал головой монах. — В твоих словах явно есть зерно мудрости. Знаешь, ведь чем старше становишься, тем отчетливее наблюдаешь как оно прорастает среди навоза сквернословия. Главная хорошенько моргнуть, чтобы шелуха напыщенности и величия слетели с твоих глаз.

— Как бы я хотел что бы тебя сейчас услышали мои коллеги, — не стал лукавить я. — Уж тогда бы они точно не спорили на счет обреченности вашего мира.

Присев напротив монаха, я покосился на свои окровавленные руки, и недовольно поморщился.