Книга Мой бывший враг - Дарья Вознесенская

Я и не думала, что дошла до края.

Даже не знала, что во мне столько ненависти и боли.

А еще — гонору напасть на него, пусть и словесно.

И сейчас стою и смотрю как мой враг смеется, откинув голову и демонстрируя белоснежные зубы, и понимаю, что таки да — я была права. Он это все устроил, мои мысли о не случайности наших встреч, от которых я отмахивалась, были совершенно уместны.

Только толку? Я ничего не докажу, лишь развлеку его… как развлекала до этого.

Меня так распирает от злости, что хочется стать оборотнем и вцепиться клыками в подставленную шею… да хотя бы выдрать клок волос!

И на себя злюсь не меньше. Вот что я делаю здесь, а? Зачем притащилась в его офис? Я ведь знала, что так и будет… что он даст мне выплеснуть яд, а сам получит от этого извращенное удовольствие.

Я бы набросилась на него и без клыков, но это совсем глупо. В Каримове два метра стальных мышц — я ему едва ли до груди достаю. Когда-то давно, в том прошлом, которое я старалась забыть, этот контраст приводил меня в восторг, но сейчас я вижу лишь подтверждение, что никогда мне не следовало подходить к нему близко.

Впрочем, кто меня спрашивал?

Становится холодно, и я растираю плечи в защитном жесте и спрашиваю, уже уверенная, что не получу никаких ответов:

— Зачем?

— Почему ты думаешь, что это я? — теперь он наклоняется, ставит локти на стол, сводя кончики пальцев, и смотрит на меня с нечитаемым выражением лица.

В голосе — холод.

В каждом жесте — скупая угроза.

Илья Каримов умеет подавлять одним только своим видом, а уж если решит, что ты — враг, впору убираться из города.

Даже странно, что я никогда его не боялась. Да, поначалу этому и не было причин, но потом, когда он показал свое истинное лицо… почему я его не боялась? Почему не убралась с его дороги, как только встретила после нескольких лет забытья?

Вот… теперь расплачиваюсь за собственное промедление.

— Может потому, что ты даже не спрашиваешь, о чем я сейчас говорю? — усмехаюсь и цежу сквозь зубы. — А может и потому что ты единственный, кто мог бы это провернуть. Я не знаю, зачем и как ты это делаешь, но… Я знаю только, что все дерьмо, что происходит со мной, началось с того момента, когда ты снова появился в моей жизни. Отец проиграл тендер, на который так рассчитывал, меня уволили, подруга написала, что не хочет видеть меня… Теперь ты, надеюсь, доволен?

— Доволен? — он хмыкает.

А потом встает из-за своего огромного стола и делает несколько шагов ко мне.

Я сглатываю.

Даже сидя он выглядит внушительно, а уж когда нависает надо мной, играя в своего любимого доминанта… Хорош, ублюдок. Не перекаченный, гибкий, с жестким, очень красивым лицом и темными волосами.

Почему я об этом думаю?

— Нет, я еще не доволен.

Шиплю и вскидываю подбородок, всматриваясь в него.

Радужка почти скрылась за непроницаемой чернотой зрачка, и меня снова окатывает леденящим холодом. Потому что я начинаю догадываться, что означают его слова.

— Нет, ты не посмеешь. Нет-нет-нет, — мотаю отрицательно головой и шепчу шокировано, — ты не можешь так со мной поступить!

— Почему же, золотая? — склоняет он голову и прищуривается.

Меня встряхивает от этого обращения.

Его «золотая», сказанное насмешливо, бьет пощечиной. Но я еще помню другое… «Моя-я золотая», что он шептал мне когда-то, прижимая к себе. И презрительное «золотко», брошенное им, когда он вышвыривал меня из своей жизни.

Почему я помню?!

Почему, черт возьми, продолжаю ненормально реагировать на него?

— Это даже для тебя слишком, Каримов, — сглатываю пересохшим горлом.

— Ну-ну… чего ты так испугалась? Разве ты со своим женихом не поклялись в обоюдной любви и верности? Или о чем вы там договорились. Так что тебя точно не должно беспокоить, что он откажется от своих обязательств.

— Как будто я не знаю, на что ты способен.

— А может в глубине души понимаешь, на что способен он? — смотрит на меня так пристально, будто препарирует на миллион отдельных клеточек, каждая из которых сейчас захлебывается от ядерной смеси отвращения и обреченности.

Я опускаю взгляд и вдруг чувствую бесконечную усталость. Мне так хочется хоть немного передышки, хоть немного уверенности в завтрашнем дне, что я почти готова сдаться. Просто сложиться к его ногам и пусть делает со мной что хочет. Чего-то же он хочет?

— Что тебе нужно? Зачем все это? — глухо повторяю свой вопрос.

— Что если я решил избавиться от лжи, которая тебя окружает? Поверишь?

— Издеваешься? — эта фраза, сказанная каким-то вкрадчивым тоном, вырывает меня из прострации. — Верить тебе? Ты — самая моя большая ложь. И ошибка. Пожалуй да, ты прав, мне не стоит бояться, что Денис вдруг откажется от меня. Так что ты ничего не добьешься ничего!

— Мне и не придется.

— О чем ты?

Хмурюсь, когда Каримов идет к сейфу и открывает его. И понимаю вдруг, что мне совсем не понравится то, что он оттуда достанет.

— Присядь.

Я тяжело опускаюсь в кресло для посетителей и настороженно смотрю на мужчину, который вытаскивает довольно объемную папку.

Что это? Фото? Компромат на Дениса или на еще кого из моего окружения? Может даже на меня? Сейчас я уже ни в чем не уверена, даже в собственной порядочности, настолько меня распирает от несправедливости, непонимания и того факта, что он опять, как и раньше, переставляет фигуры с места на место.

И на мою беду одна из этих фигур — я.

Мне почти насильно всовывают плотный конверт, и я какое-то время не могу заставить себя открыть его — хочется сбежать трусливо, но я ведь сама сюда пришла…

— Что это? — шепчу непослушными губами.

Не фото. Толстая пачка бумаг с напечатанными на ней миллионом слов, из которых мой бедный мозг выхватывает только отдельные.

Я хмурюсь и перебираю листы, пытаясь вчитаться. А потом до меня доходит.

— Вспомнила?

— Зачем ты мне это отдал?

Хочу отбросить их от себя, как гадюку, но понимаю, что эти бумаги были лишь прикрытием — следующая, более тонкая пачка прячется снизу. Я достаю её, открываю последнюю страницу, смотрю какое-то время, а потом позволяю соскользнуть листам на пол и с трудом, как пьяная, поднимаюсь.

— Это не возможно…

— Да? Заблуждаешься, — он пожимает плечами. И подходит к небольшому шкафу, наливает себе какой-то крепкий напиток и делает глоток. — Документы говорят об обратном.

— Ни один суд не примет…