Книга История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

Нет сомнения — и в этом сходятся латинские и православные писатели, — что кардиналы поступили весьма опрометчиво. Их раздражительность может быть сопоставлена с запальчивостью другого римского легата, епископа Кремонского Лиудпранда, который также слишком высокомерно отнесся к грекам и тем испортил цель своей миссии. И прежде всего произведенная легатами демонстрация в церкви св. Софии оказалась неудобной по своей форме и потому не достигавшей предположенной цели. Громы были выброшены совершенно даром, акт отречения не произвел надлежащего действия, и самая отлучительная грамота, хотя и положенная на престол, была возмущенными свидетелями этого театрального акта сброшена с престола и топталась ногами. Но кроме того, резкий поступок легатов развязал руки патриарху и позволил ему выступить во всеоружии своего церковного авторитета, опиравшегося на царский авторитет.

Между тем легаты поспешили оставить Константинополь немедленно после акта отлучения, будучи напутствуемы благожеланиями Константина Мономаха и дарами. Была попытка вернуть их с дороги, чтобы вновь вступить с ними в сношение, но ввиду возбуждения константинопольского населения можно было опасаться беспорядков и насилий, и потому эта мысль оставлена. Но через пять дней после происшествия в храме св. Софии патриарх собрал Собор, на котором были подвергнуты обсуждению происшедшие события и определено отношение к ним Восточной Церкви. Деяния этого Собора столько же важны, как и приведенное выше послание к Антиохийскому патриарху: в них ярко выражено политическое направление, усвоенное Восточной Церковью со времени патриарха Фотия, и смело поставлены основания для независимого развития Восточной Церкви против притязаний Рима. Акты Собора подписаны двенадцатью митрополитами и двумя архиепископами. Но содержание актов независимо от всего прочего заслуживает внимания с стороны литературной традиции, редактор весьма много заимствовал из знаменитой энциклики патриарха Фотия. «В то время как мы питались благочестивой и глубокой надеждой, что на будущее время не появится более изобретателей нового нечестия… ныне некоторые нечестивые и злонамеренные мужи, люди, порожденные тьмою, прибыв в благочестивый сей и богохранимый город, из которого, как из возвышенной наблюдательной башни, разливаются во все стороны чистые струи благочестия, подобно молнии, или землетрясению или граду, или, чтобы употребить более подходящее выражение, подобно дикому вепрю, накинулись на него с целью испортить правильное учение превратными догматами, так что возложили на святую трапезу грамоту, которою предали отлучению нас или, лучше, православную Церковь и всех православных, которые не разделяют их нечестивых мнений за то, что мы держимся православия, а также за то, что не стрижем бороду по их обычаю». Опуская затем всю ту часть, которая касается богословских и обрядовых разностей, приведем те места, где речь идет о пребывании легатов в столице. «Позволив себе такие бесстыдные действия против нас и православной Божией Церкви, они явились к нашему благочестивейшему императору не из Рима, а из другого города и как разные другие ухищрения позволили себе против христианского народа, так окружили обманом и самое прибытие в наш город, выдав себя за пришедших из Рима папских послов, в действительности же будучи орудиями лукавых наветов и внушений Аргира и настоящими самозванцами, а не послами папы. И самые грамоты, выдаваемые ими за полученные от папы, они подделали, что доказывается и другими подробностями, а главное, подложными печатями.

Самый же акт отлучения на латинском языке, составленный этими нечестивыми и в присутствии иподиаконов возложенный ими на трапезу великой Божией церкви, упомянутые иподиаконы сняли его с св. престола и предлагали взять его обратно, а когда легаты отказались, то брошен был на пол и стал ходить по рукам. Тогда наше смирение из опасения, чтобы заключающиеся в нем богохульства не сделались достоянием больших кругов, удержало его у себя. Затем, пригласив умеющих переводить с латинского на греческий, именно протоспафария Косьму, Романа, Кира и монаха Иоанна, поручили им сделать перевод. Наше смирение, не будучи в состоянии оставить без исследования и наказания таковую против благочестия дерзость и бесстыдство, довело обо всем до сведения державного и святого нашего царя, который, так как они отбыли только за один день перед тем, сделал распоряжение о возвращении их в столицу, но они не захотели свидеться с нашим смирением или явиться и дать ответ священному и великому Синоду в своих нечестивых деяниях. Державный и святой царь наш, не считая согласным с присвоенным ими себе, хотя и мнимым, званием послов насилие над ними, с другой же стороны, находя неприличным и недостойным оставлять безнаказанным такое против Церкви бесстыдство, употребил в дело прекрасное и сообразное с обстоятельствами врачевство, содержащееся в честном и поклоняемом послании к нашему смирению, следующего содержания. «Святейший владыко! Царство наше после исследования происшедших событий пришло к заключению, что корень зла заключается в переводчиках и в партии Аргира. Что касается иноземцев, то над ними не имеем власти; виновных же после наказания отправляем к вашему святейшеству, дабы чрез них и другие научились, как опасна подобная болтовня. Грамоту же после анафематствования тем, кто принимал участие в совете, кто писал и возлагал на престол и кто имел хотя бы маленькое сведение об этом, сжечь публично. Царство мое отдало приказ заключить под стражу вестарха, зятя Аргира, и веста, его сына, дабы они, содержась в темнице, испытали мучения за это дело. Вследствие императорского указа упомянутая нечестивая грамота и те, кто написал ее, или подал свою мысль при составлении, или содействовал писавшим, в присутствии царских уполномоченных в заседании Великого секрета были преданы проклятию. 20 июля. Оригинал же нечестивой и скверной грамоты не сожжен, но отдан на хранение в архив священного хартофилакия на всегдашнее обличение и постоянное порицание наших хулителей».

Таковы формальные обстоятельства, какими выразилось разделение Церквей. Что касается последствий, какими сопровождались рассказанные события, то об них едва ли догадывались и современники, и даже сами участники. Легче наложить схизму, чем употребить в дело карательные средства против схизматиков. Примеры средних веков и нового времени показывают, что тогда схизма обращалась во вред той стороны, которая неосторожно воспользовалась ею против несогласной партии. Схизма между Восточной и Западной Церковью, конечно, принесла много вреда, отдалив между собой страны латинского и греческого обряда и постепенно углубляя образовавшуюся между ними пропасть. Но неизбежность разделения обусловливалась политическими тенденциями и особенностями в складе жизни западных и восточных народов. Были серьезные попытки исправить то, что сделано было по горячности и неосторожности в 1054 г., но, кроме вреда и жалких разочарований от этих попыток, ничего не осталось. Схизма 1054 г. поддержана была в Константинополе и светской властью, и народом и никоим образом не может быть объясняема непомерными честолюбивыми притязаниями Михаила Кирулария, как это старается отстаивать и новейший сравнительно беспристрастный католический исследователь занимающего нас вопроса [209].

Русь и Византия в X в.

Речь, произнесенная 11 мая 1888 г. в торжественном собрании Одесского Славянского Благотворительного Общества в память 900-летнего юбилея крещения Руси