Книга История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

Для характеристики взглядов и отношений патриарха в высшей степени интересны некоторые места в его письме к Антиохийскому патриарху Петру [207], написанном весной 1054 г., уже по смерти папы Льва IX: «Узнав недавно от прибывших сюда из Рима лиц о добродетели, и благородстве, и просвещении ныне умершего папы, разумею же его согласие с нами и лигу против норманнов [208], я изложил ему со всею достаточной почтительностью, как можешь это видеть в настоящем моем письме, свой взгляд на некоторые соблазнительные мнения о христианской вере, между ними распространившиеся. Мы желали частию привлечь его на свою сторону, частию расположить его к оказанию нам помощи против норманнов. Мы вручили свое письмо вестиариту, который отправился к папе с царским письмом, в полной уверенности, что он доставит письма по назначению и принесет на них ответ. Когда же он с этими письмами добрался до магистра и дуки Италии Аргира, то этот искусно обошел его и убедил передать ему письма для скорейшего якобы вручения папе. Как мы имели возможность убедиться, означенный магистр всегда остался верным и своей вере и двоедушию, и во всем настроенный против царствующего города и Ромэйской империи, и в этом случае поступил согласно своим нравам… Он устроил, между прочим, следующую коварную махинацию. Призвав некоторых лиц, на которых мог вполне положиться, — из коих один был бывший епископ Амальфи, лишенный места за неблаговидные дела и уже пять лет находящийся в изгнании, другой только носил имя архиепископа, на самом же деле никогда не занимал кафедры, третий же принял на себя по его убеждению звание канцлера, дабы, опираясь на это римское достоинство как на каменную стену, с полным успехом провести задуманный обман, — магистр снял печати с моей грамоты и, прочитав содержание ее, составил подложную грамоту от папы на мое имя и убедил этих несчастных идти с этими грамотами в Константинополь и предъявить их мне. Они же, вступив в царственный город, прежде всего представились державному и святому нашему царю в величавом и гордом виде, в высокомерном шествии. Затем, пожаловав к нашему смирению, я не могу и выразить, сколько обнаружили они высокомерия, чванства и дерзости. Не сделав ко мне никакого обращения, не удостоив хоть мало склонить свои головы, чтобы принести мне общепринятое приветствие, они не согласились, как это было всегда принято, занять место в присутствии ниже наших митрополитов, считая это оскорбительным для себя. Они не считали возможным подвергнуться какому-либо унижению даже перед лицом царского величества; напротив, величаясь своим званием и превозносясь, они позволили себе явиться во дворец в преднесении креста и хоругвей.

И, как бы ни в чем не повинные, подали мне запечатанное письмо и тотчас ушли. Наше смирение, получив грамоту и распечатав и тщательно рассмотрев, признало ее подложной и наполненной коварными мыслями. В этом мы вполне распознали то, что часто сообщал нам, находясь в столице, Аргир, в особенности его мысли об опресноках, за которые его четыре раза отлучал от общения с Церковью и от причастия». Затем патриарх указывает на полученный им слух, что в Александрии и Иерусалиме продолжают возносить на литургии имя пап, что там совершается литургия на опресноках, и, перечислив главные различия в церковной обрядности, заключает письмо следующим образом.

«Мы сообщили об этом вкратце, дабы ваше совершенство, получив сведение о том, что у них происходит, не думал, как это было и с нами до настоящего времени, что отступление их заключается только в опресноках, но, рассмотрев и другие, еще более важные прегрешения их, будет в состоянии сопричислить их к тем, с кем они быть достойны. Но самое важное и невыносимое, и сразу обличающее их безумие, заключается в том, что они утверждают, что прибыли сюда не с тем, чтобы поучаться или состязаться, но чтобы поучить нас и убедить принять их догматы, и это они высказывают властно и с чрезмерным бесстыдством».

Содержание этого письма прекрасно знакомит с психологическими мотивами, объясняющими занятое патриархом положение в эту критическую эпоху. Мы не будем вступать на путь догадок, чтобы поселить в читателе убеждение в том, что Михаил Кируларий верил сам в подложность грамот и признавал послов самозванцами. Но что он принял такое положение, которое было наименее желательно и полезно для латинских легатов, это видно из их горячности и неосторожности, с какой они вели себя в Константинополе. Прошло с небольшим три недели после торжественной демонстрации в Студийском монастыре, как римские послы позволили себе решительный, но весьма необдуманный шаг, которым они нанесли большой вред делу церковного единения. В субботу 15 июля 1054 г. римские легаты явились в храм св. Софии в часы богослужения, при большом собрании молящихся. Прошедши вперед и приблизившись к алтарю, они начали говорить против патриарха Михаила и затем положили на св. престол составленную заранее грамоту отлучения на патриарха и на его приверженцев, разделяющих его церковные мнения. При выходе из храма они отрясли прах от ног и произнесли слова: пусть видит Бог и судит. Эта грамота, свидетельствующая о крайней страстности римских легатов, носящая на себе явные признаки непоследовательности и внутренних противоречий, тем не менее представляет собой официальный акт первостепенной важности, на котором основывается окончательное и, по-видимому, бесповоротное разделение между Восточной и Западной Церковью. Содержание ее следующее. «Гумберт, Божиею милостью кардинал, епископ св. Римской Церкви, Петр, архиепископ Амальфи, Фридрих, диакон и канцлер всем чадам католической Церкви. Св. Римская первая апостольская кафедра, которой как главе принадлежит попечение о всех Церквах, ради церковного мира и пользы благоволила послать как своими апокрисиариями в сей царствующий град, дабы убедиться в том, соответствуют ли действительности те слухи, которые распространяются в Риме о происшествиях в этом городе. Посему да будет известно славнейшему императору, клиру, сенату и народу Константинополя и всей католической Церкви, что мы испытали здесь и величайшее удовольствие, и вместе с тем сильное огорчение. Ибо что касается столпов империи и почтенных граждан столицы, то это есть христианнейший и православный город. Что же касается Михаила, злоупотребляющего именем патриарха и сообщников его заблуждения, то ежедневно рассеиваются здесь бесчисленные семена ересей». Бросая против патриарха обвинения в ереси, легаты насчитывают за ним десять главных еретических отступлений. «За эти заблуждения и многие другие проступки означенный Михаил был увещаем письмами папы Льва, но не захотел образумиться. Независимо от того, когда мы, легаты, с целью пресечь поводы к таким бедствиям пытались подействовать на него разумным убеждением, он упорно уклонялся от беседы и от встреч, запретил в церквах совершать мессы (богослужение), как и ранее запер латинские церкви и называл латинян азимитами, преследовал их словом и делом, и таким образом в своих чадах подверг отлучению апостольский престол, в уничижение которому подписывается вселенским патриархом. Посему мы, не перенося неслыханного оскорбления и обиды, нанесенной святому первому апостольскому престолу, и усматривая, как многообразно подвергается опасности кафолическая вера, властью Святой и Нераздельной Троицы и апостольского престола, которого легатами состоим, и всех православных отцов, бывших на семи Соборах, и авторитетом всей Церкви произносим отлучение на Михаила, каковое господин наш папа присудил ему и его сообщникам, если не вразумятся. Михаилу, злоупотребившему именем патриарха, неофиту и ради страха человеческого принявшему чин, ныне же в постыдных преступлениях обвиняемому, и Льву, именуемому епископом Охриды, и сакелларию Константину, который попирал нечестивыми ногами латинскую жертву, и всем приверженцам их в указанных заблуждениях и дерзостях — анафема Маринафа — со всеми еретиками и купно с диаволом и ангелами его. Аминь, аминь, аминь».