Книга Мой друг – Евгений Евтушенко. Когда поэзия собирала стадионы… - Феликс Медведев

Евгений Евтушенко с Беллой Ахмадулиной. 1970-е гг.

Булат Окуджава

«Нас объединило и выдвинуло время»

Это были такие годы, когда внезапно и бурно начало пробуждаться общественное самосознание, родились надежды, возникла потребность в духовном общении. Мы делали попытки говорить с людьми не тем языком, который господствовал долгие годы, а тем, который таился в них. Эти попытки увенчались некоторым успехом. Оказалось, что наш откровенный диалог обоюдно важен.

О первой моей книжечке говорить смешно и стыдно. Это была очень слабая книга, написанная человеком, страдающим калужской провинциальной самонадеянностью. Хорошо, что в Москве я подвергся битью своими собратьями. Это меня очень отрезвило, о многом заставило задуматься.

Моими учителями были Пушкин, Киплинг, Пастернак. Если говорить о тех, кто «вывел меня в люди» в практическом плане, не могу не вспомнить добрым словом Антокольского, Наровчатова, Евтушенко, Григория Левина, Михаила Львова.

Нынче я – профессиональный литератор. Пытаюсь рассказать о себе с помощью прозы, стихов, музыки.

Я думаю, что «нынешние времена» явились продолжением «тех времен», и в этом смысле весь еще не израсходованный запас энергии отдаю им с радостью и надеждой.

Булат Окуджава

О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой…

О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,Когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют,Где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают.По-моему, все распрекрасно, и нет для печали причин,И грустные те комиссары идут по Москве как один,И нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят,Лишь те, кому нужно, уснули, но те, кому надо, не спят.

Пусть память – нелегкая служба, но все повидала Москва,И старым арбатским ребятам смешны утешений слова.

1989 г.

Булат Окуджава

Песенка об Арбате

Ты течешь, как река. Странное название!И прозрачен асфальт, как в реке вода.Ах, Арбат, мой Арбат,Ты – мое призвание.Ты – и радость моя, и моя беда.

Пешеходы твои – люди невеликие,Каблуками стучат – по делам спешат.Ах, Арбат, мой Арбат,Ты – моя религия,Мостовые твои подо мной лежат.

От любови твоей вовсе не излечишься,Сорок тысяч других мостовых любя.Ах, Арбат, мой Арбат,Ты – мое отечество,Никогда до конца не пройти тебя.

1959 г.

Последний троллейбус

Когда мне невмочь пересилить беду,когда подступает отчаянье,я в синий троллейбус сажусь на ходу,в последний, в случайный.

Последний троллейбус, по улицам мчи,верши по бульварам круженье,чтоб всех подобрать, потерпевших в ночикрушенье, крушенье.Последний троллейбус, мне дверь отвори!Я знаю, как в зябкую полночьтвои пассажиры, матросы твоиприходят на помощь.

Я с ними не раз уходил из беды,я к ним прикасался плечами…Как много, представьте себе, добротыв молчанье, молчанье.

Последний троллейбус плывет по Москве,Москва, как река, затухает,и боль, что скворчонком стучала в виске,стихает, стихает.

Роберт Рождественский

«Нам всем крупно повезло»

Наша литературная молодость совпала с XX съездом КПСС. Совпала с общей разбуженностью страны, народа, совпала с неожиданным и мучительным переосмыслением прошлого, с возвращением реабилитированных, с круговоротом споров, сомнений, надежд и – вопросов, вопросов, вопросов!

Задавая эти вопросы и пытаясь ответить на них, мы искали себя, взрослели, учились жить, учились любить и ненавидеть, учились думать…

С Евгением Евтушенко я встретился в Литературном институте. Так что знакомы мы с ним (даже вспоминать страшно) аж с 1951 года!

С Булатом Окуджавой и Андреем Вознесенским я познакомился позже – году в пятьдесят пятом.

Как мы относились друг к другу в то время?

Да, по-моему, нормально относились. С большим интересом и уважением. Хотя, конечно, и не без некоторой доли «подросткового», почти мальчишеского соперничества. (Сейчас вспоминаю все это, и самому смешно становится: господи, какими же молодыми были мы тогда!)

Часто встречались, вместе выступали на поэтических вечерах, бывали друг у друга дома, разговаривали, спорили, читали стихи.

Помню вечер, когда Булат впервые спел две свои песни…

Долгое время нас упоминали вместе, ругали вместе и хвалили вместе. Впрочем, если вспомнить шестьдесят третий год, то, пожалуй, больше ругали, чем хвалили.

И молодыми нас называли тоже очень долго – лет до сорока пяти. Но мы не обижались: глупо на это обижаться.

У каждого из нас были свои сложности, свои удачи и неудачи, свои находки и потери. Мы жили, мы работали, но иногда мне казалось, что мы постоянно кому-то сильно мешаем. Причем мешаем неизвестно чем. Наверное, самим фактом своего существования.

Во всяком случае, регулярно на протяжении этих тридцати лет некоторые наши коллеги по СП устно и печатно (но зато всегда с невыразимой радостью!) заявляли о том, что наконец-то мы «кончились», слава богу, «сошли со сцены», «исписались» и т. д.

И каждый раз нам торопливо подыскивали замену, опубликовывая «более достойные списки молодых поэтов».

Однако проходило полгода (или год), и тем же самым коллегам почему-то приходилось выступать снова и опять яростно доказывать, убеждать самих себя в том, что уж теперь-то мы «наверняка кончились», «прошли», «исчезли с поэтического горизонта»!..

Роберт Рождественский с женой и дочерью. 1970-е гг.

Если вы есть – будьте первыми,Первыми, кем бы вы ни были.Из песен – лучшими песнями,Из книг – настоящими книгами.

(Роберт Рождественский)

Так что «кончались» мы множество раз. И никакими «творческими некрологами» нас теперь не удивишь. Привыкли.

И все-таки мы продолжаемся. Каждый – в меру своих сил. И будем продолжаться до тех пор, пока продолжаются наши жизни.