Книга Меня зовут Аглая - Нина Литвинец

Все это я рассказала бабушке на обратном пути из школы, и она сказала, что наша классная молодец. И еще сказала, что в России всегда народы жили дружно, а когда на нас напали фашисты, все пошли защищать родину. И что чем больше национальностей и разных религий в стране, тем она богаче. А сейчас просто кому-то выгодно всех нас перессорить, чтобы грязные деньги на этом заработать. Но у них это не получится.

Я про грязные деньги не очень поняла, но решила лучше потом спросить. Потому что хотелось скорее домой, день тяжелый очень оказался.

Но он еще не закончился. Вечером приехал папа, какой-то не такой, как всегда. Он не стал с нами ужинать, сразу прошел в спальню и лег. Только потом я узнала, что он мимо того метро проезжал, и даже помогал людей в больницу и домой отвозить. Одна женщина с маленьким мальчиком ехала к логопеду, тот мальчика от заикания лечил. И почти уже вылечил. Но когда мальчик по платформе шел, где много раненых было, он снова стал заикаться, больше даже, чем прежде. И женщина всю дорогу у папы в машине плакала. Да и папа чуть не плакал тоже, хотя он мужчина.

Вот такой тяжелый день.

Чем можно гордиться?

Сегодня после уроков – классный час. Тема написана на доске: «За что я люблю нашу Родину».

А в прошлый раз было «Я горжусь своей семьей». Вообще ужас! Получается, будто хвастаешься. А если б у папы фирмы своей не было, а мама не была адвокатом, я бы не гордилась, что ли? Я их просто люблю, а гордость – непонятное такое чувство. Будто ты почему-то считаешь себя лучше всех, и от этого даже не стыдно, а наоборот. Я так и сказала учительнице, но она со мной не согласилась. Сказала, что мы обязательно должны гордиться своей страной, ее успехами и победами, и еще своими близкими, которые этим успехам помогают, только тогда мы вырастем настоящими сознательными гражданами.

Наверное, мне до этого еще далеко. Вот и сейчас я не знаю, что сказать по теме. Не может ведь быть, чтоб все родину одинаково любили. Да и родина у всех разная.

Ритка о Красноярске может часами рассказывать, о Енисее и о горах, покрытых лесом. Она говорит, что лучше ничего на свете нет. Максим об армии все знает, мечтает о десантных войсках и говорит, все равно пойдет туда служить, сколько бы сцен родители ни устраивали. Для Машки родина – это Калининград, она там в детстве у бабушки жила. После того как ее папа с мамой развелись, бабушка дом свой продала и переехала в Москву, чтобы Машкиной маме помогать. Машка до сих пор плачет, когда об этом рассказывает, так ей бабушкин дом жалко.

Что родина для меня, точно сказать не могу. Ну не дача же, где я в детстве почти круглый год жила! Хотя и дача, наверное, тоже. Там на речке очень красиво, деревья к воде склоняются низко-низко, можно на ствол садиться и на воду глядеть. А еще на даче была овчарка Джина, мы с ней дружили, почти как Тема с Жучкой, а потом она от старости умерла. Я целый месяц плакала, родители хотели новую собаку купить, но я о другой и слышать не хотела.

Я как-то раз даже у мамы спросила, что такое родина. Мама подумала и сказала, что для нее родина – это зима. Когда кругом огромные белые сугробы, снег под ногами хрустит, а дворники по утрам его сгребают большими деревянными лопатами. И весело как-то на морозе по-особенному, и белье свежестью вкусно пахнет – нигде такого больше нет. Только теперь зим почти не осталось, потому что климат меняется, и снег теперь черный, и дворники сгребают его тракторами.

А папа, когда я спросила его, сказал, что родина – это ветер с Балтийского моря, он в детстве в Латвии жил, и ветра такого ему сейчас очень не хватает. В Латвии и сейчас живет другая моя бабушка, только я ее редко вижу. Еще родина для папы – маленькая застава на границе с Румынией, ужасно красивое место, там он в армии служил. Но когда из армии вернулся, это была граница уже другого государства. И сам он был непонятно где, потому что Латвия тоже стала отдельной страной. Тогда он уехал в Россию, потому что он русский.

В общем, трудно про родину по-своему объяснить, вот и приходится говорить как все. Про огромную территорию и много разных народов, про великую Победу и Юрия Гагарина.

Но в этот раз все пошло не как обычно. Когда учительница вызвала Фарида, он уставился в пол и медленно произнес:

– Нет у меня родины. И вообще ничего нет.

В классе стало очень тихо. Такого никто не ждал. Елена Валерьевна тоже растерялась. Она подошла к Фариду и спросила:

– Случилось что-нибудь? Тебя кто-то обидел? Может, дразнил кто-нибудь?

Фарид сел на место и разрыдался. Все вспомнили, что с самого утра он был не в себе, по математике схватил пару, хотя вообще он математику хорошо знает.

Классная сказала, что на этом урок закончен, мы продолжим тему в следующий раз, а сейчас все могут идти домой. Мы вышли из класса и стали ждать Фарида. Не могли же мы просто так уйти!

Через полчаса вышла Елена Валерьевна с Фаридом. Она коротко объяснила, что случилось. У отца Фарида на рынке сгорели все три палатки. Пожарные сказали, что скорее всего подожгли, потому что загорелось сразу со всех сторон. У отца Фарида товар в палатках всегда был свежий и дешевле, чем у остальных. Если в срок товар распродать не получалось, отец отдавал за половину или даже за треть цены. Многие бедные люди такой товар охотно покупали, и у палаток всегда толпилась очередь. А у других палаток покупателей становилось все меньше. Вот кто-то из конкурентов, наверное, и организовал поджог.

– Он честно торговал, – добавил Фарид, размазывая слезы. – Не дурил народ, как другие. Говорил, я бывший офицер, а не жулик торговый. Был бы жулик, у него бы сейчас «Мерседес» был, как у остальных, а не «девятка» старая. А теперь и ее продать придется.

Мы молчали, потрясенные. Ваня сказал, что надо заявление в полицию написать, но все его засмеяли. Какая полиция, они же заодно! Тем более, что Фаридов папа взятки давать не умел, просто старался по правилам торговать.

Утешать Фарида было бесполезно. Чем тут можно помочь? Фарид сказал, что теперь им, наверное, придется заложить квартиру, чтобы получить кредит в банке, но отец не знает, стоит ли начинать сначала, он вообще хочет все продать и уехать в деревню татарскую, откуда мама Фарида родом, там жизнь намного дешевле.

Мы молча пошли домой. Фарид так хвастался своими палатками – и на́ тебе! Как-то это ужасно несправедливо, а главное – сделать ничего нельзя.

Дома я тут же все рассказала папе и маме. Мама сказала, что доказать скорее всего ничего не удастся, потому что свидетелей наверняка не было, а если и были, то побоятся дать показания. Папа слушал молча и мрачно. Один раз хотел было что-то крикнуть, но мама молча показала глазами на меня. В конце папа спросил:

– Говоришь, он бывший военный? И торговал честно?

Я сказала про «Мерседес» и «девятку».