Книга На синей комете - Розмари Уэллс

— Леди и джентльмены! Ужин в две смены. Пер-р-рвая смена через полчаса. Чер-р-рез полчаса! Коктейли в бар-р-ре.

Есть хотелось ужасно. Я мог бы съесть сейчас десяток бутербродов с бобами — самое скверное изобретение тёти Кармен, — но это не имело значения. Через полминуты я уже провалился в сон.

Спал я без просыпу. Так и не пошевелился ни разу — лежал как тряпичная кукла. Проснулся, когда поезд, резко вздрогнул, остановился где-то в ночи. «Де-Мойн! Де-Мойн, — объявил проводник. — Просьба не покидать вагон. Скоро отправление».

Я снова начал засыпать, но тут меня обдало холодом: кто-то открыл дверь купе и поставил чемодан на нижнюю полку. Кто бы ни был этот человек, он и не подозревал о моём присутствии. Я же рассматривал его из-за поручня, который тянулся вдоль моей полки, — такие поручни необходимы, чтобы пассажир не свалился вниз. Мой попутчик переоделся в полосатую бело-голубую пижаму, почистил зубы, умылся и побрился; всё это время он напевал залихватскую студенческую песенку, которую я слышал когда-то от папы. Слова он знал, но мелодию сильно врал.

В следующий раз я проснулся уже утром, когда косые лучи солнца проникли в окно и осветили моё лицо. Я широко открыл глаза.

Оскар, куда тебя занесло? — спросил я себя. — Как ты сюда попал?

Ответа у меня не нашлось.

Если возможно ущипнуть свою память, считайте, что я общипал её со всех сторон. Если возможно разбудить разум, поверьте — я будил его колотушками. Но ничегошеньки не помнил и не понимал. В детстве мне подарили книжку с картинками про тролля. Фокус состоял в том, что увидеть этого тролля можно было, лишь взглянув на картинку уголком глаза, искоса. Если же я смотрел на картинку прямо, тролль тут же исчезал. События в Первом национальном банке сильно напоминали мне этого тролля. Я перевернулся на спину и ощупал себя с головы до пят. Никаких ушибов или ощутимых повреждений. Согнул поочерёдно руки и ноги. Вроде всё работает.

— С Рождеством! — послышался голос снизу.

Ой! У меня же есть попутчик! Ночной «певец»! Я натянул одеяло до носа и свернулся калачиком. Потом робко выговорил:

— Кто вы?

— Прозвище моё — Голландец. Так и называй. А ты-то кто такой?

Говорил молодой человек определённо приятнее, чем пел. Услышав его жизнерадостный, мелодичный голос, самого бархатного тембра, какой мне только доводилось слышать в жизни, я расхотел бояться.

Осмелев, я свесил голову через поручень и глянул вниз. Голландец одарил меня улыбкой, лучезарной и тёплой, как июньское утро. Пышные каштановые волосы он расчесал на пробор, но с одной стороны они лежали послушно, а с другой вздымались вихром. Голландец носил очки в толстой роговой оправе.

— Меня зовут Оскар, — ответил я, разглядывая его футболку с эмблемой колледжа «Эврика».

— Ты путешествуешь один? — спросил молодой человек.

— Да, сэр.

— А встречать-то тебя будут?

— Да, сэр. — Я кивнул и прибавил: — Папа встретит. В Лос-Анджелесе. Это далеко, в Калифорнии.

При этом я умолчал о том, что папа меня не ждёт и не имеет ни малейшего представления о том, что со мной произошло. Да я и сам этого не знал.

— Отлично! — Голландец, встав, протянул мне руку. — Рад знакомству, Оскар. Ты симпатичный парень. — Он опять улыбнулся, и я, не удержавшись, улыбнулся в ответ. Он так наклонял голову набок, так улыбался — устоять было невозможно. — Что же ты намерен делать в Калифорнии?

— Не знаю, — признался я. — А вы?

— У меня там девушка. А в колледже сейчас каникулы. Девушка пригласила меня познакомиться с семьёй. Даже уговорила своего старика купить мне билет. Представляешь? Он выслал мне билет и двадцать долларов на еду в дороге. Иначе я не выбрался бы в такую даль. — Голландец засмеялся. — На самом деле я вполне уложился бы в пять долларов[9]. На двадцать наемся, как фон-барон.

Я слушал голос Голландца, точно музыку. Судя по всему, он человек правильный, с сильным характером. И хорошо, что правильный, потому что доверие к нему возникало сразу. Наверно, не только у меня. Ну, а мне от такого попутчика стало так спокойно на душе — куда угодно можно ехать.

И тут я вспомнил, что сильно проголодался.

Голландец стоял внизу: высокий, широкоплечий, с широкой улыбкой — точь-в-точь киноактёр, из тех, что играют ковбоев в фильмах о просторах прерий и Диком Западе.

— А я решил, что вы едете в Голливуд, — сказал я искренне. — Вы бы здорово смотрелись в вестернах, мистер Голландец.

Он рассмеялся.

— Какой я мистер? Просто Голландец. Отец так прозвал. Хотя голландцев мы в глаза не видели. Вообще, будь проще, Оскар… Давай на «ты»? — предложил он. И прибавил: — Так ты правда думаешь, что мне надо попытать счастье в кино?

— Конечно, Голландец! — Я воодушевился. — Тебя ждёт слава! Только очки надо снять.

Голландец снял очки.

— Ну вот. Теперь я не похож на зануду профессора, — сказал он. — Но зато ничего не вижу. — Он засмеялся и присел, чтобы завязать шнурки. — А что твой отец делает в Калифорнии? — спросил он. — В кино снимается?

— Нет, — печально ответил я. — Он апельсины собирает. Дома, в Иллинойсе, он продавал трактора, но его уволили. Его компания, «Джон Дир», позакрывала филиалы по всей стране.

Голландец завязал шнурки и притопнул обеими ногами.

— Скоро позакрывают все банки. И все люди станут безработными, — предсказал он.

Однако Голландец по природе своей был оптимистом. Мой папа называл таких людей «солнечными». Тучи и облака омрачали их небосклон лишь мимолётно. Голландец снова широко улыбнулся и сказал:

— Что ж, Оскар, давай-ка умывайся и приходи завтракать. Жду тебя в вагоне-ресторане. Договорились?

— Договорились! — воскликнул я и радостно спрыгнул с верхней полки.

Я почистил зубы щёточкой и пастой, которыми линия «Рок-Айленд» снабжает всех своих пассажиров. В том же пакетике нашлась расчёска, рядом висело накрахмаленное полотенце. В общем, я смог привести себя в полный порядок.

Поезд, насколько я мог судить, нёсся на всех парах. Вагон и меня вместе с ним сильно качало из стороны в сторону. Проходя по коридору, я смотрел в окна, на убегающий назад и вдаль зимний пейзаж: ещё не вспаханные поля с остатками сухих колосьев и стеблей, за ними поля под паром — и так до самого горизонта. Ветер гонял лёгкие метёлки кукурузы. Иногда однообразие пейзажа нарушал силуэт силосной башни, подпиравшей набрякшее холодное небо. Я добрался до вагона-ресторана, который представлял собой два сцепленных между собой вагона почти в хвосте поезда.