Книга Остров Русь 2, или Принцесса Леокады - Станислав Буркин

— Ага! — возразил Стас. — А ты знаешь,сколько ехать от Москвы до Владика? В нынешней ситуации целый год можнотащиться.

— Да хоть два. Лучше долго ехать во Владивосток, чембыстро лететь на кладбище.

— Типун тебе на язык, — сказал Стас. — Ладно,пилот-то глухой, он нормальный. Да и наши — не самоубийцы все-таки.

— Не знаю, не знаю… — сказал я. — Во всякомслучае, нужно сразу выяснить, где лежат парашюты.

…Самолет набился битком — звездами, обслуживающимперсоналом и девушками из подтанцовки. Вспарывая облака, мы стремительнонабирали высоту. Похоже, пилот у нас был лихач.

— И сколько нам лететь до Владика? — спросил Стасу Перескокова.

— Смотря с какой скоростью, — ответил тотуклончиво.

— А почему нас не инструктируют, как положено, потехнике безопасности и не рассказывают, где находятся парашюты? — спросиля заветное.

— Это частный самолет, и никто тут этого делать необязан. А парашютов на пассажирских самолетах не бывает.

У меня похолодело в животе, а Стас бессильно рухнул в креслои страдальчески закатил глаза. Самолет потряхивала турбулентность, ушизакладывало так, что казалось, их залепили пластилином. Но звезды, не испытываяни малейшей тревоги, принялись за свои беспечные разговоры.

— Вот что, ребятки, — сказал Перескоков. —Настало время нам хоть немного порепетировать.

— Где? — удивился я. — Здесь, что ли?

— А ты как думал? — усмехнулся продюсер. —Тяжела и неказиста жизнь российского артиста. Айда за мной, — и он потащилнас через салон за какие-то шторки.

Пройдя небольшой тамбур, мы оказались в тесной музыкальнойстудии с аппаратурой, синтезатором, прикрепленными к полу высокими стульчиками,микрофонными стойками и, конечно же, баром. Тут уже сидели Грелкин, Шпулькин исамогудовский Лелик.

— Вы готовы? — спросил нас Шпулькин.

— Да мы и песен-то не слыхали, — возмутился я.

— При чем тут песни? — засмеялся Шпулькин. —Ну-ка, — повернулся он к Лелику и Грелкину, — покажите-ка ребятам,что значит настоящее эстрадное шоу, — и нажал на кнопку.

В студии зазвучал бойкий реп на знакомую мелодию. Парочкафаворитов примы вооружилась микрофонами и, приплясывая, запела:

Жили-были на свете два брата — Стас с Костей,

И они, то есть мы, прилетели к вам в гости

Показать вам, как стильнее стать и умней,

Как забить на условности глупых людей!

Если кто-то не хочет идти воевать,

Нужно вовремя мокрою сделать кровать,

А потом докторам заявить наотрез:

«Извините, но, блин, у меня энурез!»

Тут эти отморозки расстегнули штаны и стали пританцовывая,причудливо скрещивать пляшущие в воздухе струйки. При этом они горланилиприпев:

И треснул мир напополам, дымит разлом,

Идет священная война бобра с ослом.

И меркнет свет, в ночи текут ручьи в узор,

Ну, кто сказал, что энурез — «ночной позор»?

Я просто осатанел. Я хотел наконец вдолбить в их дурацкиеголовы, что МЫ ЭТОГО НА СЦЕНЕ ДЕЛАТЬ НЕ БУДЕМ! Потому что мы этого делать нехотим. А еще потому, что в отличие от заслуженных звезд эстрады мы не умеемделать это по команде и по заказу… Я встал и уже набрал в легкие воздуха, чтобызаявить им об этом уже, наверное, в десятый раз, как вдруг самолет мощнотряхнуло, и я только клацнул зубами.

Все испуганно повскакали с мест. В студию вломиласьСамогудова:

— Бегом в салон, уродцы!!! Застегните ширинки,пристегните ремни!

Глава четвертая

«Последний дюйм» и радушный совхоз

Самолет мощно завибрировал и начал терять высоту. Мыкинулись на места. Ощущение было такое, будто мы летим в оборвавшемся лифте.Голова закружилась, и неприятно зашевелились внутренности. Вместе со всеми, ктоне был пристегнут, а таких было большинство, мы со Стасом взлетели к потолку истали барахтаться в невесомости. Так же внезапно самолет вновь выровнялся, ивсе свалились — кто в проход, кто на сиденья.

— Мы падаем! Мы падаем! — вопили попсовики.

— Где, где мой замечательный парашютик?! —горестно выкрикнул Перескоков.

Но хоть самолет и потряхивало, он уже не пикировал.

— Спокойно! — командным голосом рявкнулаСамогудова, которая прибежала в салон вместе с нами. — Без паники! Этобыла всего лишь воздушная яма. Пристегнуть ремни, обхватить затылки руками изасунуть головы между коленей!

Все примолкли и, выполнив ее инструкцию, сидели скорчившись,как креветки, а сама Самогудова исчезла. Через минуту самолет натужно застонали вновь стал рушиться в пропасть. Тут же прима ворвалась обратно в салон исообщила почти победным тоном:

— А вот теперь мы действительно падаем! Сидите так же,как сидите, а я пойду попробую все-таки разбудить пилота. Хоть и жалко его.

Свет дважды мигнул и погас.

— Прав ты был, Костя, — услышал я тихий голосСтаса, — надо было поездом.

Мне стало даже не столько страшно, сколько грустно. Какглупо все вышло. Мы решили, что умнее всех и знаем, как спасти мир. А врезультате дали себя уговорить на это уродское шоу… Так нам и надо.

Я выпрямился и посмотрел в окошко. Теперь, когда в салоненаступила темнота, там, в рассветной дымке, стал отчетливо виден зубчатыйсилуэт леса. Мало кто расскажет вам, что чувствуешь, когда падаешь в самолете.Так вот, слушайте. Чувство такое, будто катишься на санках с горы к краюпропасти.

Вдруг в моей голове отчетливым эхом прозвучала последняяфраза примадонны. Выходит, мы падаем, а пилот спит?! И, может быть даже, мыпадаем как раз поэтому? А старенькой добренькой дуре жалко его растормошить!

Как раз в этот момент в полутьме салона вновь возникла еефигура.

— Бесполезно! — заявила она. — Но я считаю,унывать не стоит. Давайте-ка споем хором наш новый хит. Как там? «Жили-были насвете два брата — Стас с Костей…»

Не нравится мне это прошедшее время! Придумала, как скраситьнам последние минуты… Затейница. Я поспешно расстегнул ремень и, спотыкаясь оттряски, стал пробираться в кабину. Ударившись головой о косяк, я миновалтамбур, ворвался в студию и увидел в полумраке распахнутую дверь к пилоту.

Она болталась из стороны в сторону и стучала о стену.Секунду я стоял, завороженно наблюдая, как в огромном лобовом стекле мелькаютрваные облака. Какое-то странное оцепенение охватило меня. Говорят, так иногдабывает, когда находишься в смертельной опасности. Но длилось это только миг,придя в себя, я бросился внутрь.