Книга Дзэн в японской культуре - Дайсэцу Тэйтаро Судзуки

иной». Едва закончив речь, юноша вспорол себе живот и испустил дух.

Младший сын Сиро также собрался последовать примеру брата, но Синсакон остановил его: «Не торопись. Соблюдай порядок и по старшинству пропусти вперед меня». Сиро вложил кинжал в ножны и покорно уселся на колени перед отцом, ожидая его распоряжений.

Отец попросил принести ему удобную подушку, сел на нее, скрестив ноги наподобие дзэнского монаха, сосредоточенно растер тушь, обмакнул в нее кисть и написал на листе бумаги предсмертное стихотворение:

Крепко сжимая меч,

готовлюсь рассечь Пустоту —

Ну вот наконец

свежий ветер прохладой дохнул

посреди пожаров и смут…

Закончив, Синсакон совершил сэппуку, как и подобало бесстрашному самураю, а младший сын, облегчая страдания, отсек ему голову в полном согласии с самурайским кодексом чести. Затем Сиро вонзил тот же самый меч себе в живот по самую рукоять и замертво упал наземь.

Другому знаменитому воину по имени Нагасаки Дзиро Такасигэ также довелось стать свидетелем заката и падения рода Ходзё. Он призвал дзэнского мастера, который к тому же наставлял мудрости Дзэн Ходзё Такатоки, и спросил его: «Как должен храбрый воин вести себя в такой момент?» Не задумываясь ни на миг, мастер отвечал: «Вперед, и да поможет тебе твой меч!» Такасигэ все понял. Он бросился в гущу боя и мужественно сражался, пока, израненный и обессиленный, не упал к ногам своего господина Такатоки.

Именно такой дух отваги и самопожертвования воспитывал Дзэн в воинах. Это учение не призывало к дискуссиям о бессмертии души, о добродетели божественного пути и Закона Будды или об этических категориях, но побуждало человека стремиться вперед, к каким бы рациональным или иррациональным выводам он ни пришел. Философию можно оставить любителям интеллектуальных прений. Дзэн зовет действовать, а самое эффективное действие – коль скоро дух исполнен решимостью – идти вперед, не оглядываясь назад. В этом смысле Дзэн поистине может считаться религией профессиональных воинов-самураев.

Одна из идей, дорогих японскому сердцу, – принять смерть исаги-ёку. В некоторых случаях, когда такая характеристика приложима к смерти, люди даже к преступникам относятся снисходительно. Исаги-ёку означает «без страха и упрека», «с чистой совестью», «без раздумий и колебаний», «в полном присутствии духа» и т. д. Японцам претят колебания и проволочки, вызванные страхом смерти, – они предпочитают умирать, как лепестки вишневых цветов, унесенные ветром. Такое отношение к смерти, бесспорно, согласуется с принципами Дзэн-буддизма. Может быть, у японцев и нет никакой особой философии жизни, но зато философия смерти у них определенно имеется, причем ее порой можно принять за обычное безрассудство. Самурайский дух, впитавший идеи Дзэн, получил распространение и в широких народных массах. Даже люди, не проходившие никакой специальной военной подготовки, усвоили этот дух и подчас готовы пожертвовать жизнью за дело, которое они считают достойным того. В войнах, что по разным причинам приходилось вести Японии, это не раз находило подтверждение. Один зарубежный автор, пишущий о японском буддизме, верно заметил, что Дзэн и есть японский характер.

Глава четвертая

Дзэн и искусство меча

«Меч – душа самурая». Когда бы ни шла речь о самурае, безразлично, по какому поводу, неизбежно при этом упоминается меч. Если самурай хотел сохранить верность своему призванию и долгу, он обязан был, поднявшись над жизнью и смертью, быть готовым в любой миг пожертвовать собой – либо не дрогнув принять разящий удар клинка, либо обрушить на врага собственный беспощадный меч. Таким образом, меч, будучи тесно связан с жизненными интересами самурая, превратился в символ верности и жертвенности, что со всей очевидностью подтверждается и всеобщим уважением японцев к этому благородному оружию.

Для самурая меч всегда выступал как бы в двух ипостасях. С одной стороны, он призван был уничтожать все, что стоит на пути обладателя меча и противится его воле, а с другой – подавлять непроизвольные эмоции, порожденные инстинктом самосохранения. Первая функция соотносится с духом патриотизма и воинственностью, вторая корреспондирует в религиозном плане с идеями верности и беззаветной самоотдачи. В первом значении меч как бы нес в себе разрушительное начало, олицетворяя грубую, подчас злобную, демоническую силу. Вот почему вторая функция меча должна была уравновешивать разрушительную мощь идеалами гуманности. Владелец меча, наделенный совестью, трезвым разумом и возвышенным духом, должен был запечатлеть в сердце истинное предназначение меча, чтобы суметь обратить грозную сталь против вселенского зла. И тогда меч становился оружием в борьбе против сил, преграждающих путь миру, справедливости, прогрессу и гуманности. Он являлся защитником всего, несущего миру духовное обновление и гармонию. Он служил воплощением жизни, а не смерти.

Дзэн говорит нам о существовании меча жизни и меча смерти. Лишь великий мастер, постигший суть учения, знает, который из них когда пускать в ход. Бодхисаттва Маньчжушри сжимает в правой руке меч, а в левой – буддийскую сутру. Чисто внешне он напоминает пророка Магомета, но священный меч Маньчжушри предназначен не для убийства живых тварей, а для искоренения человеческих пороков – жадности, гнева и глупости. Меч направлен внутрь природы человеческой, ибо когда цель достигнута, то и внешний мир – отражение нашего внутреннего мира, должен освободиться от жадности, гнева и глупости. Ачала (Фудо Мёо) также держит меч, чтобы покарать нечестивцев, сошедших с предначертанного Буддой праведного пути. Маньчжушри воплощает позитивное начало, Ачала – негативное. Гнев Ачалы дышит огнем, и не будет ему успокоения, пока не превратится в пепел последний оплот врага – только тогда Фудо Мёо обретет истинный свой облик и снова превратится в Будду Вайрочану, чьим слугой и одновременно чьей аватарой он пребывает. Между тем Вайрочана всюду изображается без меча: он сам есть Меч, заключающий в себе мириады миров.

Вот характерный пример дзэнского мондо на тему «единый Меч». Кусуноки Масасигэ (1294–1336), перед тем как выступить против превосходящих сил Асикага Такаудзи в битве при Минатогава, посетил дзэнский монастырь в провинции Хёго и обратился с вопросом к наставнику: «Как подобает вести себя человеку, который стоит на распутье между жизнью и смертью?» Монах ответил: «Отруби две головы, порождающие сомненья, и пусть единый Меч вонзается в небеса!» Этот идеальный единый Меч – не меч жизни, не меч смерти, но Меч, из которого возникает весь наш дуальный мир с его бесчисленными сомнениями – сам Будда Вайрочана. Если овладеешь им, всегда будешь знать, что делать на распутье.

Этот Меч представляет всю силу, всю целеустремленность религиозной интуиции, которая в отличие от интеллекта не делится на части, не дробится, создавая на собственном пути